«Если», 2000 № 08

— Обвиняемый, вы наносите оскорбление суду.

— Ничуть не бывало. Я цитирую Паскаля. Третья степень, 6-28!

Судья смирился.

— Хорошо, но зачем вы засунули в тот же расщепитель псевдонаучного сотрудника Прощелыгину?

— Эта пигалица имела несчастье вообразить себя женщиной, — едко отозвался обвиняемый. — Смерть есть достаточное условие прекращения жизни, а значит, и чрезмерного самомнения.

— И вы говорите об этом так просто?

— У всех нас достанет твердости, чтобы переносить чужие несчастья.

— Паскаль?

Михаил расхохотался. Это был смех закоренелого преступника, и судья содрогнулся.

— Нет! Ларошфуко! Вторая степень, с-164.

— Потом вы расправились с полицейским агентом.

— Он копался слишком долго. Я не мог ждать, когда он вытащит лучевой пистолет!

— Вы аморальны!

— Настоящая мораль насмехается над моралью! — Михаил поймал взгляд секретарши и улыбнулся ей.

— А сосед по гостинице, где вы скрывались? На суде вы показали, что он истязал свою жену, но вы и ее не пощадили!

— Потому что она его оплакивала. Терпеть не могу экзальтированных идиоток.

— До чего вы докатились! Вы, который мирно грабил автоматы! Одумайтесь, подсудимый…

— Болезнь, именуемая отсутствием денег, обычно поддается лечению.

— Но теперь вы подняли руку на святое! На правосудие! И гибель судьи Дисса от ваших рук тому доказательство.

Адвокат следил за перепалкой, тщетно пытаясь вставить слово. Наконец, улучив миг, он выдавил из себя: «Проте…», но Михаил перебил его:

— Надо же помочь природе! Старик явно засиделся на этом свете.

Глаза судьи, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

— Вы асоциальный член общества, подрыватель его устоев!

— У сердца свои законы, которых не постичь рассудку, — отозвался Михаил.

— Пусть так, но адвокат Роберт Руперт, на которого вы обрушили заряд в двадцать тысяч вольт!

— Правда не нуждается в защите. К тому же он был прескверным адвокатом.

— А секретарша? — кипятился судья. — Ее гибель тоже лежит на вашей совести!

Адвокат вскочил с места.

— Протестую! Секретарша умерла от старости в тот миг, когда мой подзащитный взорвал судью Дисса через наушник.

Судья поспешно вытащил свой наушник.

— Обвиняемый, вы совершили все мыслимые и немыслимые преступления! Общество с гневом отворачивается от вас.

— Кто живет, не безумствуя, не так уж мудр, как кажется, — насмешливо отозвался Михаил.

Судья в ярости грохнул молотком. Молоток, не выдержав удара, разлетелся в щепки. Паук от неожиданности подавился усиками мотылька и бурно закашлялся. Грудь секретарши вздымалась от избытка переполнявших ее чувств. Она уже предвкушала, как будет рассказывать подругам о том, что видела самого знаменитого преступника Марса.

— Признается виновным! — проревел судья.

— Протестую! — кричал адвокат.

Фемида нежно улыбалась.

— Наказание первой степени! А-115, Бокаччо, «Декамерон»!

— Уже приговаривался, — подал голос робот. Судья на мгновение запнулся.

— Тогда а-110, Данте!

— Lasciate ogne speranza![9] — пропел Михаил. — Уже было, было!

— А-93, Булгаков, полностью, с вариантами и разночтениями!

— Протест! Вы бесчеловечны! — бесновался Эрве Прорва.

— Приговор был приведен в исполнение!

— А-55, Толстой, «Война и мир», а кроме того…

Михаил засмеялся. Он смеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Адвокат растерянно глядел на него.

— Уже приговаривался, — пискнул робот. Судья решился прибегнуть к крайнему средству.

— А-9, Шекспир! Полное собрание сочинений, включая набросок к «Томасу Мору», на языке оригинала!

Михаил неожиданно перестал смеяться. Это было именно то, чего он желал, то, к чему стремился; но, чтобы быть приговоренным к Шекспиру, надо было совершить нечто из ряда вон выходящее. За синдикат, производящий искусственное золото, ему дали всего лишь Желязны, а за ограбление Первого марсианского банка — Петрарку в полном объеме.

— Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня! — торжественно объявил судья и в изнеможении опустился на стул. — Очистить зал!

Поскольку молоток был разбит, судья, не найдя ничего лучшего, хватил по столу кулаком. Фемида поспешно опустила повязку. Паук подавился вторично и забился в отвратительных корчах. Секретарша посылала осужденному воздушные поцелуи, но он не смотрел на нее.

В коридоре его догнал запыхавшийся адвокат.

— Мы обжалуем приговор. Сегодня же я подаю на апелляцию. Они не имели права!

Михаил остановился и обернулся к нему.

— Не надо. От судьбы не уйти.

— Таково ваше указание? — недоуменно спросил адвокат.

— Да, — твердо сказал Михаил.