«Если», 2001 № 04

— Не волнуйся за меня, — серьезно проговорил Эрнест. — Моя боль о Джейн со мной. Наверное, придет время, и я смогу горевать по-настоящему, но не сейчас.

Было темно, они стояли на мосту Ватерлоо, внизу тихонько шелестела Темза.

— Мне жаль… так жаль, что она нам ничего не говорила, — сказал Майкл. — Почему даже Эмили ни о чем не догадалась?

Эрнест мягко улыбнулся.

— Может быть, Джейн нам говорила, много раз… только мы не поняли, словно она вдруг перешла на чужой для нас язык. Но даже если бы и поняли, разве мы имели право ей мешать?

— Мешать — нет. А вдруг нам удалось бы ее убедить не делать этого.

Эрнест покачал головой.

— Давление. Эмоциональный шантаж. Нет… Джейн была права. Она сохранила свою свободу — так, как умела.

— Эрнест, — проговорил Майкл, положив руку на плечо друга, — иногда рядом с тобой я кажусь самому себе маленьким ребенком.

— Порой я и сам чувствую себя маленьким ребенком. Вот сейчас как раз такое время… Знаешь, Майкл, когда увеличивается давление и растет напряжение, трагедии неминуемы. Мы слишком много и одновременно слишком мало знаем. Нам известно, что Майкл Фарадей и Эрнест Резерфорд были учеными, Гораций Нельсон — моряком, а Эмили Бронте и Джейн Остин писали романы. Нам известно, что у сухарей съемные головы, а за пределами Лондона обитают огромные ящеры. Нам известно, что мы, Майкл Фарадей, Эрнест Резерфорд и Эмили Бронте живые, потому что мы чувствуем боль. Нам не известно, как мы появились на свет и почему еще живы. Нам не известно, имеет ли этот громадный искусственный город какое-нибудь отношение к тому воображаемому миру, в который мы имеем наглость верить… Итак, продемонстрируем трусость и ничего не будем делать или продемонстрируем трусость и что-нибудь предпримем? Ты по-прежнему остаешься командиром нашего уменьшающегося отряда. Ты по-прежнему должен принимать решения.

Майкл тяжело вздохнул.

— Эрнест, а тебе не кажется, что я все испортил?

— Все уже было испорчено. Ты, по крайней мере, попытался в хаосе найти определенный план. Добьемся мы успеха или нет, искать все равно стоит.

— Мне не нравится твоя фраза: «уменьшающийся отряд». Теперь, насколько я понимаю, только мы трое знаем о том, что находится за границей Лондона. Но ведь вполне возможно, что другие хрупкие — люди, вроде Чарлза Дарвина, Бертрана Рассела или Джеймса Уатта — могли предпринять собственное расследование. А если они выяснили какие-то вещи, о которых мы даже не догадываемся?

— Насколько я помню, ни Дарвин, ни Рассел, ни Уатт не стремились научиться читать, — сухо заметил Эрнест.

— Верно, но это не мешает им проявить любопытство каким-нибудь другим способом… Ладно, используют они свои мозги по назначению или нет, не важно. Важно, что нас теперь только трое. Предположим, случится еще какое-нибудь несчастье — один или двое останутся обладателями знания, которое мы добыли. Предположим, Эмили. Какой страшный груз ляжет на ее плечи.

— И что ты предлагаешь?

— Положить конец тайнам и обману. Надо прекратить вести себя нарочито нормально в абсурдно неестественной ситуации.

— В таком случае, можешь предложить и нам покончить с жизнью.

— Да, мы рискуем, но у нас нет другого выхода… Эрнест, давай предположим, что где-то живет безумный ученый — совсем как в тех детских ужастиках, которые нам показывают. Давай предположим, что он обладает практически неограниченными возможностями и для достижения своей цели в состоянии создать искусственный Лондон…

— Ну, теперь мы и в самом деле отправились в мир фантазий, — сухо прокомментировал его слова Эрнест.

— А мы его никогда и не покидали, — возразил Майкл. — До тех пор пока мы, хрупкие, не знаем, что происходит, и ведем себя как бессловесные жертвы, эксперимент — или что там еще? — будет продолжаться. А если подопытным кроликам станет известно, что они его участники? Если они попытаются понять, каких целей намеревается достичь ученый?

— Эксперименту будет положен конец, — сказал Эрнест. — Подопытных кроликов уничтожат… Или выпустят на свободу… Но мы же совсем ничего не знаем, Майкл. Нам только удалось наткнуться на несколько загадок. А если мы вообще не на Земле?

Майкл молчал некоторое время, потом сказал:

— Я уверен только в одном. Очевидному отсутствию объяснения происходящего обязательно должно быть объяснение. — Он вытянул руки, словно пытаясь охватить весь Лондон. — Очень трудно поверить, что все это, включая и нас самих, создано для удовлетворения идиотского каприза. Должна быть разумная цель… Помнишь тот день, давным-давно — трудно даже представить себе, как давно — мы ходили в детский сад, и мисс Шелли рассказала нам легенду о Сверхчеловеке?

— Помню, — взволнованно ответил Эрнест. — Странно, что с тех пор никто о ней не вспоминал.