«Если», 2001 № 05

Что же за «правду» открыл нам Дин? Весьма странную… Эта правда мало связана с окружающей реальностью. Дин вовсе не собирается растолковывать своему зрителю то, что тот и так знает: посмотрите, мол, на эту консервную банку и признайтесь, что никогда ничего подобного не видели… Хотя он мог бы и простую консервную банку изобразить так, что любой согласится: да, это нечто невиданное! Мог бы, но не хочет! Напротив, Дин демонстрирует нам насекомых с ядерными двигателями, летающих рыб и водопады, которые низвергаются неведомо откуда. Он играючи соединяет каменные глыбы Стоунхенджа с технологичным образом звездолета, а слонам «пришивает» крылышки…

Короче, Роджер Дин уводит нас из этого, такого знакомого и подчас скучно-рутинного мира. Из так называемой «объективной реальности». Но и в его неведомом мире обнаруживается реальность не менее правдоподобная, хотя весьма непривычная.

Действительно, не всякий фантазер становится фантастом, для этого нужен еще определенный дар, развитию которого в случае с Роджером Дином немало поспособствовало профессиональное занятие промышленным дизайном и архитектурой. Этот дар можно было бы грубо (за неимением под рукой более точного термина) определить как «системность воображения». И пояснить на таком известном примере. Придумать фантастическую ситуацию — мир, в котором люди ходят на головах — может каждый. Писатель, называющий себя научным фантастом, в отличие от «просто» фантазера, неизбежно задумается над логическими следствиями такого посыла — например, что мозоли у обитателей подобного мира будут не на пятках, а на затылках…

Это же относится и к художникам, которых детали связывают еще более, чем писателей. Просто соединить несовместимые подробности — получится классический сюрреализм. А вот организовать, логически состыковать эти детали, чтобы в целом они давали вещный, абсолютно достоверный мир, который живет и развивается по каким-то своим законам, — это уже фантастика.

Именно такую творит английский художник, настаивая на том, что он «не копиист, не мистик и не глубокий философ». «Просто, — заявляет Роджер Дин, — я вижу вокруг многое, что в состоянии увидеть каждый. Было бы желание».

Вл. ГАКОВ

Роберт Янг ДЕВУШКА, ОСТАНОВИВШАЯ ВРЕМЯ

Роджеру Томпсону, сидевшему в то июньское утро пятницы на парковой скамейке, не могло прийти в холостяцкую голову, что судьба его уже решена и что вот-вот его ожидает сюрприз. Возможно, он и не собирался ничего менять в своей жизни, когда несколько минут спустя увидел высокую брюнетку в облегающем красном платье, идущую по дорожке, но этот осторожный намек не мог, разумеется, предупредить его обо всех громадных витках времени и пространства, которые, являясь следствием его холостяцкого положения, уже давно пришли в движение.

Высокая брюнетка как раз поравнялась со скамейкой, и дело начало принимать оборот, хорошо знакомый нам по литературным произведениям и касающийся знакомства двух молодых людей: один из ее заостренных каблучков провалился в трещину, заставив женщину неожиданно остановиться. Наш герой с достоинством встретил столь благоприятную возможность познакомиться, особенно учитывая тот факт, что он находился в водовороте процесса изучения особо трудной и темной фазы поэтического анализа науки, над которым в данный момент работал, и был меньше обычного подготовлен к подобной неожиданности. Не прошло и миллисекунды, как он был уже рядом с девушкой; в следующую долю секунды его рука уже обхватила ее ногу. Он высвободил ступню прелестницы из туфли, заметив при этом три узкие золотые ленты, опоясывавшие ее ногу как раз чуть выше лодыжки, и помог потерпевшей сесть на скамейку.

— Я извлеку вашу туфлю в одно мгновение, — сказал он.

Дело не разошлось со словами, и через несколько секунд изящная ступня девушки оказалась там, где ей полагалось быть.

— О, благодарю вас, мистер… мистер… — начала она.

Ее голос оказался чуть хриплым, а лицо вписывалось в идеальный овал; губы были красными и полными. Глядя в кристально чистую перламутровую глубину ее глаз, он испытал ощущение обморочного падения, несмотря на полное сознание, и, пошатываясь, присел рядом с ней на скамейку.

— Томпсон, — произнес он. — Роджер Томпсон.

Перламутровая бездна глаз стала еще таинственнее и глубже.

— Рада познакомиться с вами, Роджер. Меня зовут Бекки Фишер.

— И я рад такой чести, Бекки.

Пока все шло хорошо. Парень встретил девушку. Он надлежащим образом поражен. Девушка благосклонна. Оба молоды. Стоит июнь.

По существу, завязывается роман. Тем не менее это был такой роман, который никогда не войдет в анналы времени.

Почему нет? — спросите вы.

А вот увидите.