«Если», 2001 № 06

Воля-труд-сытость-изобилие-отсутствие государственного контроля — вот составляющие «крестьянской мечты». К слову сказать, неприятие государственной регламентации, пренебрежение детальным описанием государственного строя — вообще отличительная черта русских утопий XVIII–XIX веков.

Как царство суровой, но справедливой старообрядческой общины, существующей в гармонии с природой, рисует российский идеал Н. Н. Златовратский в утопии «Сон счастливого мужика», включенной в роман «Устои» (1878). Единственно полезный, праведный труд — на земле. Такова жизненная установка обитателей деревни-утопии. Но вот на чем держится эта мужицкая коммуна?

«Давно бы и мир развалился, и все в разоренье пришли бы, коли б старики строго нас на миру не казнили, как вздумает кто ссорой, иль буйством, или худым поведеньем мир довести до ответа пред строгим начальством!» Похожие идеи развивает в «Сказке о копейке» (1874) и другой писатель, революционер-народник С. М. Степняк-Кравчинский.

Встречаются и весьма забавные проекты «деревенской России». Вот как, например, представлялась жизнь в деревне будущего (действие происходит в XX веке) Н. В. Казанцеву в рассказе «Елка в Кулюткиной» (1893). Все до единого крестьяне XX столетия чрезвычайно образованны, изучают «международный» язык, разъезжают на электровелосипедах, выращивают в теплицах бананы и ананасы, управляют погодой, и каждый второй житель деревни — доктор или магистр наук. И вот совсем уж замечательный штрих к наивно оптимистическим прогнозам литератора: автор сообщает, что последний пьяный в России был зафиксирован 31 декабря 1898 года!

МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ…

Мы прожили много, сотворили духом мало, и стоим у какого-то страшного предела.

Константин Леонтьев

Просвещенная монархия допетровского образца оказалась едва ли не самой устойчивой мечтой. В России издавна удивительным образом уживаются устремленность к развитию — с полным отрицанием прогресса, махровым социальным консерватизмом, тоской по временам давно ушедшим — будь то допетровская патриархальная Русь или социалистическое государство. Назревающий кризис монаршей власти разбудил ностальгию по забытым традициям. На рубеже веков как предзнаменование скорых социальных потрясений расцвели реакционные утопии, густо замешанные на шовинистических идеях. Остановимся только на двух образчиках такой литературы.

Счастливой, преуспевающей (капитал живет «в полном согласии и дружбе с трудом») Россией, изображенной в повести А. Кальницкого «За приподнятой завесой» (1900), управляет не монарх, а самый богатый человек мира с вызывающе русскими ФИО — Иван Иванович Иванов. В дела государственные он особенно не вмешивается — главное, чтобы на предприятиях работали (от управителей до чернорабочих) люди «исключительно чисто русского или, в крайнем случае, чисто славянского происхождения». Государственные чиновники — тоже все сплошь «живое олицетворение славянской мощи». Размышляют они в таком духе: «Братство, равенство, свобода — непроходимые глупости, погремушки, которыми утешаются ползунки-дети и выжившие из ума старики». А вот отношение к нацменьшинствам: «Эти народцы вымирают не потому, что их вымаривают, — подчеркнул князь последнее слово, — а потому, что вымирание совершается естественным путем…

Еще один любопытный сценарий предложил литератор начала XX века Сергей Шарапов в «фантастическом социально-политическом романе» «Через полвека» (1902).

Усыпленный индусским медиумом, герой проснулся в Москве 1951 года. И вот, пробудившись, он с восторгом обнаруживает, что в стране возрожден древний церковно-общинный строй. Во главе государства, разумеется, царь-батюшка и церковь. Одним словом, торжество домостроевской морали. Все счастливы, все довольны. А пуще всех — наш путешественник. И что же так радует нашего героя? «Развод считается делом постыдным», наконец-то возрождена строжайшая цензура, а у женщин «отобраны» всякие права на образование… Хотя — стоп! В общественной жизни страны определенная часть женщин все же принимает участие: «В адвокаты идут преимущественно те дамы, которых уж очень господь лицом обидел».

На улицах Москвы — тишь и благодать, потому что автомобили заменены более надежными и экологически чистыми лошадками. Однако запрещены не только автомобили, но даже… обыкновенные велосипеды! Дело в том, что тамошние медики установили «некоторое как бы одичание среди пользовавшихся ими…

В предисловии к роману автор писал: «Я хотел в фантастической форме дать читателю практический свод славянофильских мечтаний и идеалов, изобразить нашу политическую и общественную программу как бы осуществленной. Это служило бы для нее своего рода проверкой. Если программа верна, то в романе чепухи не получится. Если в программе есть принципиальные дефекты, они неминуемо обнаружатся».