Конечно, тарарам мог и затянуться. Неизвестно, что это за пятно белого тумана и куда улетает брошенная в него консервная банка. Вот если бы в Новую Зеландию какого-нибудь далекого века! Тогда бы можно было закинуть туда лассо, или сеть, или…
— Трал, — подсказал Витька. — Не забивай себе голову всей этой бредятиной. До экспедиции еще очень далеко. Не будем тратить время.
Мы и не тратили. Я только успела удивиться: надо же, сколько он всего знает! Я бы до трала не додумалась.
Утром мы оделись по-походному и заправили джинсы в сапоги.
Ему очень это идет — он высокий и длинноногий. Я хотела распустить волосы, но он заставил сделать кичку на затылке.
— Ты, Машка, в лесу за все ветки цепляться будешь.
— Мы же по тропинкам пойдем! — возразила я.
— Ты представляешь себе тропинку как асфальтированную дорожку шириной в полтора метра?
Возле нашей дачи есть лес, и тропинки я видела, и даже бегала по ним в детстве, и ни за что волосами не цеплялась. Я это сообщила ему, но он был неумолим. Пока мы пререкались, в номере зазвонил телефон. Нас уже ждали внизу.
— Вот это, Машенька, тот самый «газик», на котором весной сорок пятого въехали в Берлин, — сказал Витька, показывая на зеленую машину в стиле ретро.
Из антикварного автомобиля выскочил мужчина средних лет с сухим лицом, тоже в резиновых сапогах, в брезентовой куртке и лыжной шапочке, невзирая на июнь. Они поздоровались.
— Фоменко, — сказал мужчина, протягивая руку и мне. В принципе, мне этот человек понравился, он весь был такой ровно-неяркий, выцветший от времени, но стильно выцветший, как охотник в черно-белом кино.
За рулем «газика» сидел рыжеватый здоровенный дядька. Я его сразу узнала — Жерар Депардье!
— Ты думаешь, мне джип не по карману? Я два уже заездил! Этот лучше всякого джипа, — сказал он. — Я за него всегда спокоен. Его ломом не прошибешь. Танковая броня!
— С нами собирался поехать еще один человек, но я его отговорил, — сообщил Фоменко. — Нечего ему на болоте делать.
— Он — голова! — с неожиданным почтением добавил Жерар Депардье.
Уселись так: мы с Витькой на заднее сиденье, Фоменко — спереди, возле шофера. Газик резво покатил по пустой улице.
Оказалось, что нас сзади трое. Справа от меня был Витька, слева — невысокий парень в очках, я была просто уверена, что его зовут Шуриком, но оказалось — Лешкой. Если бы Лешка носил ковбойку в крупную клетку, непременно с рыжим и коричневым, он был бы куда интереснее. Но клетка была бело-синяя.
Витька сразу же заснул, и неудивительно. После бессонной ночи и сытного завтрака машина именно так и должна была на него подействовать. Мне спать не хотелось — когда солнце так ярко светит, я спать не могу. И я прицепилась к Лешке. Он как раз положил на колени ноутбук и взялся за работу.
Витька довольно точно передал мне гипотезу бывшего бармена, которая почему-то работает, и я, увидев на сером экране рулон из зеленой сетки с пятнами, уже знала, о чем спрашивать.
— У нас проблема с вводными, — сказал Лешка. — Вот, скажем, вторая половина девятнадцатого века, Соединенные Штаты. Кое-ка-кая информация есть, и я могу посчитать. Но мне нужна информация по Африке, Азии и Латинской Америке. А ее нигде нет.
Он вывел на монитор американскую карту с подозрительно прямыми границами. Сбоку открылось окошко, и в нем поползла таблица:
— Вот, вот и вот, — белая стрелка соединила три точки треугольником. — И в двух случаях четко сказано про воду.
— А это важно? — спросила я.
— Очень важно. Каким-то образом вода оказывается самым лучшим проводником для потоков времени. Я посчитал: до восьмидесяти процентов случаев как-то связано с водой. Или колодец, или речной берег, или морской берег, или вообще остров. Остров Скай, Шотландия…
В окошко немедленно приехала нужная строка:
Я невольно перевела взгляд с монитора на Лешку. Конечно, я не взялась бы объяснить, откуда свалилась ледяная глыба, но предполагать, что ее приволокло откуда-то время, точно не стала бы.