«Если», 2003 № 12

Несколько лет мы обрабатывали и удобряли землю, а они сидели и ждали, пока мы не сдадимся и не отправимся восвояси, чтобы просто прийти и забрать все, что было создано тяжелым трудом. Представляете, буквально на следующий день после того, как мы оформили все бумаги на Финна, к нам заявился этот ублюдок — инспектор Болдуин.

— Видели бы вы, как вытянулось у него лицо, когда он увидел, какой чудный ячмень мы тут выращиваем! — вставил Финн, продолжая потирать лодыжку. — И свеклу тоже!

— Да, — подтвердил Кочевелу, бросив на Финна предостерегающий взгляд. — Инспектор не мог сказать, будто мы плохо обрабатываем надел, так что у компании не было формальных оснований отобрать землю. Участок не заброшен, он находится в коллективной собственности клана и дает превосходные урожаи. Но не прошло и восьми часов, как этот инспектор снова появился у нас и предложил выкупить землю за четыре тысячи кельтских фунтов наличными. Предложение дьявольски соблазнительное, но если мы согласимся, тут уж сомневаться не приходится: англичане сразу начнут выражать недовольство тем, что наши мастерские и загоны находятся слишком близко. И тогда…

— Так не продавайте, — перебила Мэри. — Или продайте кому-нибудь из своих.

— Вы отлично знаете, дорогая, что для нас вы всегда были и будете своей, — льстиво сказал Кочевелу. — Разве не так? И потом посудите сами: кто из нашего нищего клана сможет собрать подобную сумму? Относительно вашего совета не продавать надел БМК, то… мы-то с вами, дорогая Мэри, знаем, что значит иметь дело с компанией… Они так просто не отступятся и начнут чинить нам различные неприятности. В конце концов дело кончится судебным иском, а это, знаете ли, не по мне. Кроме того, большинство членов клана не способно заглянуть в будущее; все, что они видят, это куча денег, которые предлагает компания, и я почти не сомневаюсь: они проголосуют за продажу надела.

— С такими деньжищами мы могли бы многое сделать, — вздохнул Матлот — тот самый, который пинал Финна чаще остальных. — Например, купить новые генераторы, в которых мы так нуждаемся, или дополнительные визиопанели, которые для нас дороже золота — в прямом и переносном смысле. И как бы ни претило нам продавать надел посторонним…

— Если бы участок купили вы, Мэри, от этого выиграли бы не только ваши домочадцы, но и мы, — объяснил Кочевелу. — Причем, выиграли бы вдвойне. Как говорится, и корову продали, и при молочке остались…

Мэри с негодованием посмотрела на него. Она ясно понимала: при любом раскладе расплачиваться придется ей одной. Ведь если ячменное поле клана перейдет к компании, она останется без ячменя, а нет ячменя — нет и пива. Ее маленькому хозяйству угрожала самая настоящая катастрофа.

— Вы загнали меня в угол, Кочевелу, — сказала Мэри, и он сокрушенно покачал головой.

— Не только вы, но и я загнан в угол, — ответил старшина. — Просто ваше положение еще более сложное — тут или в стремя ногой, или в пень головой. Но если найдутся деньги — и вы, и клан окажутся в выигрыше, а компания пусть утрется. Прошу вас, дорогая, подумайте как следует, никто не заставляет вас принимать решение немедленно. Компания дала нам на размышление тридцать дней. Ступайте домой и обсудите ситуацию со своими — быть может, какой-нибудь выход найдется.

Вместо ответа Мэри снова затянула на лице маску и быстро вышла через шлюз, что-то неразборчиво бормоча под нос.

За свою жизнь Мэри привыкла к чрезвычайным ситуациям. Когда ее отец оставил семью и ей пришлось бросить университет, чтобы ухаживать за больной матерью, она справилась. Мэри нашла работу и переехала в меньшую по размеру, но более дешевую квартиру, в которой они с матерью жили в состоянии вооруженного перемирия до тех пор, пока однажды та не наглоталась снотворного.

И снова Мэри справилась. Она похоронила мать, нашла совсем крошечную квартирку и поступила на вечерние курсы при университете, где в конце концов защитила диссертацию по ксеноботанике.

Когда ее первый муж — отец Элис — умер, Мэри справилась. Она мобилизовала все свои знания и умения и нашла престижную исследовательскую работу, которая оплачивалась настолько хорошо, что ей не пришлось отдавать Элис в государственный приют для сирот.

Когда от нее ушел отец Роуэн, Мэри справилась, хотя он и прихватил с собой значительную часть ее денег. Два года изнурительной исследовательской работы плюс несколько проектов, которые она разрабатывала по совместительству, позволили ей снова встать на ноги.

Когда отец Моны решил, что мальчики нравятся ему больше, Мэри в очередной раз справилась. Несколько жестоких уроков явно пошли ей впрок, поэтому расставание произошло быстро и без малейшего ущерба для ее финансов (чувства были не в счет). А когда вербовщики БМК предложили Мэри работать на Марсе, она согласилась почти что с легким сердцем, решив, что Небесная Госпожа наконец-то послала ей награду за долгие годы борьбы и терпения.