«Если», 2007 № 03

Борислав стряхнул снег со своих элегантных туфель.

— У меня большое сердце.

Перевела с английского Назира ИБРАГИМОВА

© Bruce Sterling. Kiosk. 2007. Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy amp; Science Fiction».

Алексей Бессонов Памятью крови

Сквозь шум дождя, столь обычного для осени в Нормандии, прорвалось, постепенно становясь все громче, мягкое гудение автомобильного двигателя. Зашуршали по бетону шины — ближе, еще ближе, и вот машина замерла в паре метров от окон большой, немного аляповатой старой фермы.

Тогда лев, лежащий на вытертом ковре в холле первого этажа, ненадолго поднял голову и вздохнул. За дверью раздались голоса.

— Похоже, он совсем плох, месье. Ветеринар уехал час назад, месье, и он говорил, что сделать уже ничего нельзя — Гийом слишком стар… Львы, как он сказал, столько вообще не живут.

— Мы знали, что это должно случиться, Луи. Он ел что-нибудь?

— Сегодня ни крошки, месье.

— Ну что ж, заставить его нам вряд ли удастся…

Скрипнула дверь — темная, выкрашенная некогда коричневой краской, давно уже растрескавшейся от старости и сырости. Лев поднял веки и глянул на вошедшего. Высокий мужчина в шуршащем плаще и клетчатой кепке, не раздеваясь, присел возле зверя на корточки. Его рука, обтянутая желтой автомобильной перчаткой, ласково коснулась все еще густой гривы.

— Как ты, дружище?

Бернар Брезе, парижский финансист и подрядчик, обожал цирк с детства. Его отец, известный в свое время художник-иллюстратор, любил путешествовать с сыном в автомобиле — и стоило их маленькой «симке» въехать в очередной городок, намеченный для ночлега, Бернар тут же принимался ерзать на заднем сиденье.

— Знаю, знаю, — добродушно ворчал отец, — сейчас спросим у портье в гостинице. Они всегда все знают.

И если в городке по случаю оказывался один из бродячих цирков, во множестве колесивших по дорогам прекрасной — той еще, действительно прекрасной — Франции, они обязательно шли смотреть представление. Конечно, Бернару нравились и акробаты, выделывающие невероятные фокусы под полосатым куполом шапито, и маги, невесть как выуживающие золотые часы из карманов восхищенных буржуа в первом ряду, но по-настоящему счастлив он бывал лишь тогда, когда в составе труппы оказывались укротители диких зверей. Однажды в Реймсе ему посчастливилось увидеть выступление знаменитого в те годы немца Райнхарда Гольца. Как завороженный, смотрел он на пару львов, стремительно повинующихся каждому щелчку бича дрессировщика — длинного, кажущегося из-за своей худобы неловким, мужчины в черном кожаном костюме. Когда представление закончилось и Гольц заставил своих львов поклониться публике, Бернар вдруг понял: один из них, тот, что стоял слева, смотрит прямо на него. И в глазах могучего льва мальчишка прочел муку…

В тот день Бернар дал себе слово стать дрессировщиком — но не таким, как Гольц, а другим… Он хотел, чтобы львы, грациозные и безжалостные, ощутили его своим другом, приняли в стаю, признав его силу не из страха боли: иначе. Правда, пока он еще не знал как… Оказавшись в Париже, Бернар попросил родителей купить ему кота.

Брезе-старший, с младых ногтей отличавшийся изрядной эксцентричностью, лишь поднял бровь и рассмеялся, но мать, упрямая костлявая голландка из Роттердама, пришла от подобного заявления в неистовство.

— Что за блажь правит в этом доме? — поинтересовалась она. — Где это видано, чтобы тринадцатилетние оболтусы таскались с какими-то котами? И потом, ты хоть представляешь себе, сколько стоит приличный породистый котенок?

— Зачем мне породистый? — резонно возразил Бернар.

Примирителем, как всегда, выступил отец. Съездив в Нормандию, где дед Бернара держал большую ферму, он вскоре вернулся с корзинкой, из которой торчала любопытная мордочка котенка.

Своего нового друга Бернар окрестил Леоном.

… Плавные движения руки заставили льва погрузиться в дрему.

И видения пришли вновь. В общем-то, они и не оставляли его уже много лет, с тех самых пор, как из забавного котенка он превратился в молодого льва. Стоило ему уснуть, ощущая тепло и безопасность, как откуда-то из неведомых глубин всплывали удивительные картины, яркие и завораживающие. Сперва он только видел — позже пришли запахи и ощущения. Шелест ветра, играющего с травами саванны, бешенство белого солнца, пробивающегося сквозь прикрытые веки, топот копыт антилопы, пытающейся уйти от погони.

Он спал — и он жил.