«Если», 2007 № 04

Еще известно, что он был дважды женат, и от первого брака у него остались четыре дочери и один сын. А также то, что, прожив долгие годы на крошечном островке Гернси в проливе Ла-Манш, Сэмюэл Йоуд в конце концов осел в приморском же графстве Суссекс.

Вот и все. Дальнейшее относится уже всецело к творчеству писателя Джона Кристофера.

Первой его НФ-публикацией стал рассказ «Рождественское дерево», напечатанный в кэмпбелловском журнале «Astounding Science Fiction» за 1949 год под настоящим именем писателя. Все написанное после можно естественным образом разделить на три периода: ранние рассказы (в частности, цикл об «управленцах» близкого будущего, в котором роль правительств разных стран играют транснациональные корпорации); затем «романы-катастрофы»; и наконец, научно-фантастическая проза для детей и юношества.

Начальный период прошел для писателя под знаком его собственной «истории будущего», правда, уступающей по масштабам аналогичным построениям Айзека Азимова, Роберта Хайнлайна, Кордвайнера Смита или Ларри Нивена. Рассказы цикла, составившие сборник «Двадцать второе столетие» (1954), объединены главным героем — Максом Ларкином, директором одной из могущественных корпораций. В XXII веке они почти полностью подмяли под себя нации с их правительствами, так как те явно не справились с очередным вызовом Природы — глобальными катастрофами, обрушившимися на человечество.

Да и другие рассказы того же периода, не вошедшие в цикл, вполне могут восприниматься как своеобразное оглавление к книжной полке, где собраны более поздние романы Кристофера. За которыми прочно закрепился ярлычок «романы-катастрофы» — глобальные катаклизмы: экологический, демографический, природный и прочие. К прочим относятся полная стерилизация обоих полов в результате пандемии («Новое вино»), скатывание цивилизации к новому Средневековью («Оружие») и даже поголовная безграмотность в результате запрета всех книг («Время мира»).

Впрочем, не менее успешно Джон Кристофер использовал и более традиционные сюжеты научной фантастики, стараясь при этом повернуть отработанную коллегами идею как-то по-новому. Уж если это навязшая в зубах история очередного вундеркинда с врожденными сверхспособностями, то пусть тогда маленький «сверхчеловечек» родится от союза марсианки и мужчины с Земли (рассказ «Пары не нашлось»)! А если в будущем преступника-убийцу и сошлют в места не столь отдаленные, то пусть это будет отдаленность во времени — например, Германия 1933 года, на следующий день после назначения Гитлера рейхсканцлером («Приговор»)…

Но все же не рассказы принесли славу Кристоферу-писателю, а его романы, продолжившие знаменитую британскую традицию. У истоков ее стояли еще Герберт Уэллс и Артур Конан Дойл, а их дело продолжили вместе с Кристофером Джон Уиндэм, Джеймс Стюарт и даже Нобелевский лауреат Уильям Голдинг, автор знаменитого «Повелителя мух».

Впрочем, роман-дебют Кристофера «Зимний лебедь» (1949), вышедший опять же за подписью Сэмюэла Йоуда, ни к каким напастям, природным и рукотворным, отношения не имел. Это была самая настоящая фэнтези для детей — жанр, в котором писателя также ждал успех, но попозже. Зато первый НФ-роман «Год кометы» (1955) и в особенности следующий «Смерть травы» (1956) принесли Кристоферу славу далеко за пределами Англии.

Славу мастера как раз «романа-катастрофы».

Для авторов коммерческих этот субжанр всего лишь повод расписать в красках ужасы как самой катастрофы (наводнение, землетрясение, эпидемия, столкновение Земли с каким-то космическим телом и тому подобное), так и плачевную участь тех немногих, кому «повезло» спастись. Кавычки в данном случае необходимы, потому что в таких произведениях выживание достигается страшной ценой — вынужденным отказом от цивилизации, культуры. И их производного — человечности. Горстка людей необратимо дичает — есть чем пощекотать нервы читателей.

Для других фантастов, которых не в пример меньше, произошедшая глобальная катастрофа — это, прежде всего, жестокий урок. Точнее, расплата за невыученные человеческой цивилизацией уроки. А еще это призыв задуматься.

Кристофер, как и другие британские «катастрофисты», сохраняет сдержанный пессимизм в отношении популярной идеи о том, что цивилизация будто бы окончательно и бесповоротно вывела человечество из стадии варварства. Что возвращение в него невозможно. Еще как возможно, доказывает английский писатель своими романами. Достаточно всего лишь рокового и во вселенском масштабе незначительного толчка, чтобы слой цивилизованности, толщину которого мы склонны порой преувеличивать, сполз с современного человека, как нестойкий весенний загар после нескольких соприкосновений с мылом и мочалкой. Как только человек лишится своих технологических игрушек, начнется самая настоящая дарвиновская борьба за существование, в которой выживут, разумеется, сильнейшие. Сильнейшие — в смысле близости к животному началу.