«Если», 2007 № 04

Тут Высокая Наука бессильна.

— Стервь! Мечи калачи!

Мужичок подбоченился, красуясь перед гостем.

— Вот! Как сказал, так и по-моему! Сказал, что первого встречного в дом пущу — пустил! Сказал, что будем в два горла твою стряпню жратеньки — небось не подавимся! А я бродягу еще и спать у нас уложу! Чтоб ты от злости чихала, клюква сушеная!

— Чтоб вас обоих с копну раздуло, проходимцы!

Кислей ходячей оскомины хозяйка встала у печи с ухватом наперевес. Была она тощей, в пару супругу, но ростом превосходила муженька на голову. Волчий оскал не красил хозяйку. Хотя и чувствовалось: скалить клыки ей не в новинку.

— Чтоб вам дня не дождаться! Садитесь, ироды! Ешьте мое, пейте, не впрок бы…

— Я пойду? — спросил Нихон.

— Пойдешь? — возмутился гостеприимец. — Я тебе пойду, детинушка! Поленом огрею, мало не покажется! Ты давай садись, жуй-глотай, зли эту клюкву…

Маг-великан топтался на пороге, медля идти за стол.

— Ты меня что, назло ей пригласил?

— А то! Иначе на кой ты мне надобен? Мы ее, стервь, достанем! Мы ей трухи в печенку натолкаем… Ты во сне храпишь? Не ври, храпишь, ишь каков вымахал! Ляжешь на полу, у печи. Она на печке спит, ты ей в оба уха храпи, бродяга! А я буду слушать да радоваться…

— Извини, хозяин. Не стану я у тебя ужинать.

— Сытый? Тогда выпьем! Чтоб она желчью изошла…

— И пить не стану.

— И спать?

— И спать. У вас корчма в поселке есть?

— Трактир у нас. Здоровущий!

— Вот в трактир и пойду.

— Обожди! Я с тобой! А ты, клюква, ежа тебе под подол — ты жди! Вернусь пьян-буян, драться полезу!

Судя по виду хозяйки, она только об этом и мечтала.

Вечерело. С ленцой брехали собаки. Кое-где мычали коровы, ожидая дойки. Двое людей шли по поселку: большой и маленький, бродяга и местный. Свернув за угол, встретили парней-драчунов. Воевали парни тупо и бестолково. Один размахивался, кряхтел, долго думал — и бил второго куда придется. Тот размазывал кровь по лицу, икал, если удар приходился поддых, и размахивался в свой черед.

За парнями наблюдала детвора.

— Из-за чего они? — Нихон указал на драчунов.

Свежачок пожал плечами.

— Эти? Отдыхают. Скоро за колья возьмутся.

— Без причины?

— Ну ты, брат, дербалызнутый! Кто ж с причиной морду бить лезет? С причиной хорошо дом подпалить! Или дохлого кобеля в колодец…

Они свернули за угол.

— Ряшка, душа моя! Дай чмокну…

— Наливай!

— Дурного не скажу! Но и доброго!.. Свиньей жил, свиньей дожил!..

— Ряшенька! Ну дай щипнуть…

— А хату кому?

— За хату деточки судиться хотят!

Из-за щелястого забора несся пьяный гогот. Визжала девка: ее тискали. Визг был скорее радостный, для приличия, чтоб соседи не ославили. Кто-то горланил песню о рыбаке и кривом удилище. Ему не в лад подпевали. Чавканье, бульканье, топот плясунов — гомон мутной волной растекался по улочке.

— Что там? Свадьба?

— Поминки. Хромого Тузла закопали, гори он синим пламенем. Теперь провожают…

— Хороший человек был?

— А тебе не один ляд? Пошли зайдем: нальют…

— Нет, я в трактир.

— Ну и я в трактир…

В трактире сидели те строгали, кто был побогаче. Дородный хозяин сновал меж столами, разнося пиво и мясо. Он внимательно следил за едоками: чтоб не сбежали, «забыв» о плате. В дверях скучал верзила с дубинкой на поясе. Охранник посторонился, впуская Нихона со спутником.

— Зачнешь, бузить, — предупредил верзила мелкого гостеприимца, — скулу набок сворочу. Я тя знаю, ты шиш бузинный. Заваришь кашу и сбежишь. Уразумел?

Мужичок плюнул ему под ноги и увернулся от подзатыльника.

— Вот так ушлый плут Требля, — толстяк за центральным столом возвысил голос, заканчивая какую-то историю, — объегорил глупого купца Цыбулю!

— Хо-хо! — взорвались слушатели. — Х-хы!

— Облапошил!

— А женку купцову: ты, грит, к сундуку — передом, ко мне — задом!

— Гы-гы-гы!

— Купцу теперь одна дорога: в петлю!

— И ладно! А чего он богатый?

— Пусть висит, язык набок…

— Песню! Кёмуль, части!

Толстяк Кёмуль, явно местный байкарь, готовый импровизировать за шмат ветчины, ломаться не стал. Он напрягся, пустил ветры, хмыкнул басом — и заорал на весь трактир:

Я попал, как кур в ощип,
Только не желаю в щи —
Ты тащи меня в борщи,
А не то ищи-свищи!

— Еще!

— Валяй!

Полюби меня, козла,
Отличи добро от зла,
Путь-дороженька кривая
От меня к тебе свезла!

— Ха-ха-ха!

— Жжешь, Кёмуль!

— Деньги есть?

Последняя реплика принадлежала трактирщику. Он стоял, загораживая Нихону путь к свободной лавке. Толстая морда трактирщика лоснилась от недоверия.

— Есть.

— Покажь. Все вы: есть, мол… Только есть и горазды, — он хохотнул, гордясь удачным каламбуром. — А как доели, так карман с дырой…

Нихон достал горсть мелких монет.

— Садись. Туда, в угол. Натрясешь вшей…

— Нет, не сяду.

— Стоймя жевать будешь? Как вол?

— Пойду я. Тускло у тебя…

— Свечи им жечь, босякам, — ворчал трактирщик, пялясь в широкую Нихонову спину. — Брезгуют, значит. Иди, иди, шалопут! Мы не обеднеем…

— Проклинаю!

Весь поселок вскочил на зорьке, как пчелой ужаленный.

— И во второй раз: проклинаю!