«Если», 2009 № 10

Еле слышный за шансоном, рявкнул ответ жлоба.

– В зверинец тебя! В обезьянник!

Он ходил по квартире, не в силах успокоиться. В сердце поселился гадкий зверек – грыз, точил, слюнявил. Если бы на улицу спустился кто-нибудь еще, он бы обязательно вышел. Если бы не один. Что ему, больше всех надо? И жена ушла. Забрала Алёшку, повела в зоопарк. Это хорошо. Или не очень? Так бы он рвался прочь из квартиры, угрожая жлобу карами египетскими, а жена удерживала бы его, уговаривая плюнуть, не обращать внимания, и сын смотрел бы из комнаты, нервно вздрагивая…

На улице прибавили звук:

Мелькают день за днем, как фотовспышки,
Ночам бессонным потерялся счет,
Красиво все бывает только в книжках,
А в жизни часто все наоборот!

Он нутром чуял – внизу точно так же, как он, расхаживает жлоб. Хвост разъяренно колотит по мощным ляжкам. Конский глаз играет, косит уже не на парикмахерскую – на его балкон, на дверь подъезда. Ладно, к чертям. Какой там хвост? Какой конский глаз? Это все ерунда. Мелкая шпана, дешевка явилась к «жене бандита»: постричь, побрить, отлакировать. Пижонит, строит из себя Аль Капоне. Бригада, блин.

Закрыть окна?

Шансон разгуливал по квартире, издеваясь. Гоцен-тоцен-первер-тоцен. Давай ныряй, намекал шансон. Потолкуем за музон. Как идут козлы? Козлы идут лесом.

Он зашел в туалет. Здесь было тихо.

* * *

Решился он не сразу.

Страх вцепился в рассудок острыми коготками, всякий раз заставляя сворачивать в другую сторону. Так запутывается в волосах летучая мышь. Вот уже час он кружил по парку. На центральной аллее загорелись матовые луны фонарей. Боковые дорожки тонули в чернильном сумраке. Бродить по ним было жутковато. Поди знай, что за компания заправляется пивом на скамейке: мирные студенты или гопники-отморозки? По жеребячьим голосам, по уголькам сигарет, рдеющим во мраке, не разберешь.

Как сомнамбула, он мерил аллеи шагами. Спотыкался на выбоинах, чертыхался вполголоса. Десять минут торчал у древнего тира, наблюдая за стрелками. Старик-тирщик предложил ему семечек; он отказался. Из открытых кафе накатывали волны шансона, черт бы его побрал, и техноданса. В какой-то момент сквозь какофонию прорвалось сипловатое: «Взлетая выше ели, не ведая преград, крылатые качели летят, летят, летят!..» – и он, словно под гипнозом, двинулся на звук.

Сквозь прорехи в зарослях пробилась радуга. Он выглянул из-за поворота и увидел карусель. На миг она показалась ему аттракционом-ловушкой из трэшевого ужастика «Клоуны-убийцы из открытого космоса». Слишком весело мигают огни. Слишком громко звучит музыка. Слишком празднично вращается карусель.

Все – слишком, все – чересчур.

«Я смотрю глазами взрослого, сорокалетнего человека, – подумал он. – Если подойду ближе – вновь увижу облупившуюся краску, отломанное ухо льва, неровный белый скол… Ребенок видит все иначе. Ребенок верит, что чудо рядом. Что еще минута – и конь оживет, а космический корабль, взревев дюзами, устремится в черные просторы Вселенной. Карусель – для тех, кто верит. Что я здесь делаю?»

А главное – что здесь делает она?

На спине оленя, словно Герда, скачущая по владениям Снежной Королевы, восседала дама – его ровесница. Очень, надо сказать, ухоженная дама. Даже верхом на олене она смотрелась, как на обложке журнала «Компаньон».

Он огляделся. Рядом с будкой билетерши обнаружился мрачный бугай: черная «тройка», темный галстук. Поодаль маячил его брат-близнец.

Телохранители.

Осторожно, чувствуя себя Чингачгуком на тропе войны, он сдал назад, под прикрытие буйно разросшегося жасмина. Ни к чему смущать Герду. Ему бы тоже не понравилось, возьмись кто-нибудь подглядывать за ним из кустов. Хотя эту, пожалуй, смутишь! Все равно, не стоит тут ошиваться. Громилы проявят бдительность, и – мордой в асфальт.

Как магнитом, его тянуло обратно. Он вновь принялся нарезать круги по парку, в опасной близости от карусели. На ум пришло сравнение с акулой, нарезающей круги около пловца. Акула, как же! Скорее уж, привязанный к колышку ослик топчется на объеденной им же лужайке. Интересно, Герда тоже что-то видит?

Что? Вряд ли – звон, ржание, безумие скачки…

Наконец музыка смолкла. Радуга, моргнув, погасла. Раздалось басовитое урчание мотора, хлопнула дверца. На аллею вырулила глянцевая махина, облив его слепящим светом фар. Он шарахнулся в сторону, и джип с наглой медлительностью проехал мимо. Сквозь тонированные стекла ничего не было видно.

Герда добралась до чертогов Снежной Королевы, подумал он. Добралась – и осталась, выгнав Кея на мороз. Сложила из ледышек слово «Вечность», получив награду: все сокровища мира и серебряные коньки с тюнингом. Зачем ей глупый олень, зачем лошадки в яблоках, когда у нее под капотом этих лошадей – сотни три!

Но ведь за каким-то бесом она сюда ездит?

– Добрый вечер.

Тетка уставилась на него, не моргая:

– Здрасьте…

– Вот, пожалуйста.