«Если», 2009 № 04

— Года полтора, наверное. Приблизительно с того момента, как он стал гонять по-сумасшедшему.

— И ты молчал?

Майк посмотрел на меня и скривился.

— За собой последи, — рявкнул он. — Это было дело Джесси. — Тут он пожалел о своей грубости. — К тому же мы на славу повеселились. Теперь это в прошлом.

Мэтт пошел за мной к «крайслеру». Усталые и печальные, мы выехали с кладбища. На трассе-2 я свернул к дому Мэтта.

— Рванем в память о старых временах?

— Скорее, потащимся, — отозвался Мэтт. — Я как раз в той поре, когда тащатся помаленьку. Почему бы не попрактиковаться.

В зеркальце заднего вида тек огонь фар, а после исчез, когда одна за другой машины свернули на кладбище. Луна ушла за облака. Небо над Южной Дакотой посветлело намеком на зарю. Могильные холмики тянулись у меня за локтем, и Канада тоже. Справа шоссе на юг бежало прямое и быстрое, насколько куража хватит. Из придорожных канав поднимался туман, и, возможно, в нем что-то двигалось, а может, и нет.

Больше и рассказывать почти нечего. Осень, зиму, весну и лето я ездил в Шеридан. Мормон оказался очень даже ничего — для мормона. Я упорствовал и ездил еще одну осень и еще зиму. Линда поверила. Весной мы поженились, и я ждал неприятностей. Женатым людям положено ссориться, но ничего такого не произошло. Мы много работали, через несколько лет обзавелись собственным домом, и Линда родила двух дочек. Это разочаровало мормона, но принесло облегчение мне.

Осенью и зимой, летом и весной, когда дороги были хороши лишь для двадцати миль в час под вязким снегом или восьмидесяти под палящим солнцем, шоссе лежало пустое — кроме нескольких случаев. Мисс Молли появилась как-то раз предупредить, что мост рухнул. Потом, возможно, еще раз: однажды ночью прищуренные огоньки фар мигнули, когда было поздно и я перебрал. Какой-то тип укокошил «фрейтлайнер», его трейлер лежал поперек шоссе.

Но других призраков я не видел. Хотелось бы сказать, что я видел близнецов, Джонни и Джесси, которые стояли у трассы, подавали знаки или плясали, но нет, ни разу.

Однако о Джесси я думал, и еще кое о чем… Если верить Мэтту, что Джесси суждено было умереть, я должен был понять это еще до возвращения домой. Джесси был обречен, потому что я верил в Пса Дороги. Моя вера вытолкнула Джонни наверх, стала последней каплей. Если один из них, неважно какой, становился слишком силен — обоим конец. Вот почему у Джесси не осталось выбора.

Кладбище оседало от непогоды. Некоторое время Майк за ним ухаживал, но вскоре охладел. Ветрами и дождями расплющило холмики. Оплетенные вьюнками столбики упали, и у трассы теперь стоит лишь мраморный памятник. Он не подвластен ветрам, как и маленькая плита, которую положили мы с Майком и Мэттом. Она лежит вровень с землей. Нужно знать, куда посмотреть, чтобы ее найти:

Пес Дороги

1931–1965

2 миллиона миль, более или менее.

Какую бы скорость нам не выжимать,

Человечка из пряника нам не догнать.

А теперь даже великие скоростные машины мертвы — или большая их часть. С ценами на бензин, войнами и слухами о войнах все машины в наши дни — сплошная подвеска. В поворот вписываются, как кошки, но ни когтей, ни ярости у них нет, а может, оно и к лучшему. Штат ставит меньше крестов.

Но кое-какие ревуны еще остались, и кое-кто до сих пор гоняет. Ночами, лежа в постели, слушаю бешеный рев моторов на трассе-2. Я слышу, как они режут темноту, одиноко тянутся к небу, проносятся по вечной земле. Молодые ездят, как положено молодым: колесят друг за другом или за мечтой, попадая на земли призраков и надеясь, что их нет. Молодые несутся в темноту, гоняясь друг за другом или за чем-то еще… Гоняясь за дорогой.

Перевела с английского Анна КОМАРИНЕЦ

Дмитрий КАЗАКОВ День сосульки

Наш бар «Красная роза» находится в самом центре города, около метро «Кузнецкий мост».

Надо выйти со станции, оставить позади арку и повернуть налево. Проделав этот нехитрый маршрут, вы увидите светящуюся вывеску в виде большого алого цветка, а под ней — дверь из темного дерева.

Тот, кто повернет золоченую ручку и переступит порог, обнаружит небольшой — на четыре столика — зал, лампы под багровыми абажурами, стены, отделанные под кирпич, стойку с табуретами, а за ней — меня.

Ах да, чуть не забыл представиться…

Зовут меня Рожер, а откуда взялось это имя — длинная история, и когда-нибудь я ее непременно расскажу. Во всем, кроме имени, я выгляжу довольно обычно: две руки, две ноги, светлые волосы, серые глаза и иногда, под настроение — русая бородка.

«Красная роза» принадлежит мне и Велу.

Вел — мой компаньон, но в зале он появляется редко. Большую часть времени он проводит в крошечной темной комнате, которую называет кабинетом. Именно там Вел занимается делами. Договаривается с поставщиками, «крышей» и всеми остальными, кому есть дело до «Красной розы».

И делает это отлично.