«Если», 2010 № 04

— А может быть, вы сможете возвращать их время от времени. Превратить это место в музей. Они могли бы в нем работать.

Я задумался над ее предложением.

— Надо подумать, — сказал я. — Надо подумать.

Перевел с английского

Андрей Новиков

© Tom Ligon. Rendezvous at Angels Thirty. 2009. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2009 году.

Адам-Трой Кастро Чикец

Иллюстрация Владимира Овчинникова

Брайан Карлсон вышел из транспортного корабля с характерным кислым выражением лица. Еще бы, во время полета он был подвергнут остракизму всеми остальными сорока пассажирами.

Впрочем, для него подобный опыт не был чем-то необычным. Профессиональный романист, он привык к презрению. Можно даже сказать, что оно стало для него естественной средой обитания. Но четыре дня на транспорте чи, где единственными собеседниками были только эти раздражительные и сварливые инопланетяне, оказались слишком большой дозой неуважения даже для автора, чьи последние четыре романа "не оправдали пусть и минимальные, но несомненные ранние обещания" ("Литературный журнал Нового Лондона", том XXXVIII, гл. 3, кол. 2). До момента, когда он понял, что эти пассажиры с равной брезгливостью отнеслись бы к любому человеку, независимо от его достижений, Карлсон провел большую часть путешествия гадая, уж не пролил ли он что-нибудь на себя.

Поэтому он с радостью обнаружил у выхода из космопорта другого человека, несмотря на то что им оказался Эверетт Финн, никогда не входивший в его список десяти тысяч персон, с которыми он предпочитал общаться.

Финн был не только романистом, но еще и критиком. Их отношения никогда не были теплыми.

Долгую секунду мужчины буравили друг друга взглядами, стараясь придумать достаточно колкую остроту. То был критический момент. Всякий раз, когда враждующие сочинители сталкиваются на неосвоенной территории, автор самой колкой остроты получает право доминирования. Принцип этот настолько важен, что некоторые личности (наподобие Дороти Паркер[11]) запоминаются следующими поколениями больше за их острый язык, чем за любые литературные творения. И поэтому несколько столетий спустя Карлсон не знал о Паркер ничего, кроме того, что она любила выпить, предпочитала сидеть за круглыми столами и что любой, кто осмеливался над ней подшучивать, сильно рисковал своей репутацией. Карлсон желал обрести столь же долгое бессмертие и подозревал, судя по продажам собственных книг и рецензиям на них, что его проза не обессмертит своего создателя. Впрочем, Брайана утешало, что проза Финна, судя по еще более низким продажам и худшим рецензиям, не одарит бессмертием и того.

Остроты так и не материализовались.

Романисты сцепились.

— Финн, — произнес Карлсон с интонацией, приберегаемой для некоего коричневого вещества, налипшего на подошву.

— Карлсон, — отозвался Финн тоном захворавшего человека, только что узнавшего название инопланетной болезни, из-за которой у него скоро отвалятся руки.

Состязание завершилось вничью, усложненную отвращением на лицах чи, которые, подобно всем прочим чи, относились к людям примерно как коричневому веществу на подошвах или как к болезням, из-за которых отваливаются руки.

Осознав, что кому-то придется действовать, иначе противостояние затянется на несколько часов, Карлсон взял инициативу на себя, в полном соответствии с давней рецензией в "Неклортан ревю", восхвалявшей его за способность двигаться туда, куда менее способные литераторы опасаются ступить.

— Что ты здесь делаешь?

Финн ответил в смелой и язвительной манере, снискавшей его последнему роману особые похвалы в "Ксананском литературном журнале":

— А ты что здесь делаешь?

Карлсон гордо выпрямился:

— В этом семестре я приглашен на семинар по прозе людей, организованный Университетом чи.

— А, ясно, — отозвался Финн, не меняя своего роста даже на миллиметр. — Каким уважаемым автором тебя, должно быть, считают…

Шея Карлсона уже достигла максимальной длины, однако он ухитрился задрать нос еще на миллиметр.

— Они оплатили мне проезд, дорожные издержки и выписали щедрый гонорар.

— Больше чем ты получил за оба последних романа.

— Да, — подтвердил Карлсон. — А откуда ты знаешь?

— Мне они заплатили столько же, — сообщил Финн.

Именно в тот момент Карлсон впервые заподозрил, что его новая синекура будет не столь эксклюзивной, как убеждали литературный агент и собственное эго.

— За мной обещали прислать машину с водителем.

— А я и есть твой водитель, — развел руками Финн.

Карлсон все еще старался поддерживать иллюзию большого роста и на секунду-другую ухитрился вытеснить пространственно-временной континуум за пределы его естественных параметров, взглянув сверху вниз на этого выскочку, который по физическим данным был на несколько сантиметров выше него. Попытка завершилась провалом только из-за того, что он не сумел вообразить правдоподобную серию событий, в результате которых Эверетт Финн согласился бы отвезти его куда угодно, если бы в конечном пункте Карлсону не грозила взрывная декомпрессия.