«Если», 2011 № 04

— Он только губы помочил и сразу почернел весь, как в огне. И упал. Ни слова не вымолвил! Черный как головешка! Зубы оскалил! Я больше никогда, никогда в жизни не возьму… ничего от лесовиков, никакой их посылки! Пусть меня хоть режут, хоть потрошат — я в рот ни капли не возьму!

— Дырявая лодка далеко не уплывет, — шепотом сказал Шмель.

— Что? — Плюшка сморщил лицо. — А… так он нам тогда, на испытании, чистую воду дал, обоим. Только ты дурак. А я вспомнил, как он нас учил еще весной: если совсем не можешь прочитать — соври что-нибудь. Мастер вранье раскусит, а простец поверит, так отличишь мастера от простеца… А ты, дурак, забыл. А я вспомнил… Это проба на ум, ты не понял? Хотя толку-то в уме… Гори оно все, ты как хочешь, а я это видел, своими глазами, вот как он только губами коснулся… как лист сгорел, на лету, пока валился — одна головешка осталась…

Шмель слушал его причитания и думал о Сходне — как он рухнул с лошади. Надо было открыть рот и сказать сейчас: твоего отца убили.

Но Шмель промолчал.

* * *

— Их было трое, — сказал Стократ, отвечая на незаданный вопрос. — Наживку проглотили раньше, чем я вмешался.

— Наживку, — князь поводил рукой по щеке, потрогал ногтем щетину. Резко обернулся: — Зачем пришел? Доложить? Не верю. За наградой?

Он вытащил из ящика стола и звонко уронил перед Стократом кошелек на кожаном шнурке:

— Твое.

— Спасибо, — Стократ без церемоний спрятал деньги в карман. — Как это было? С языковедом.

Князь размышлял несколько мгновений. Он был человеком решительным и скорым на действие, но только если дело касалось простых и понятных вещей вроде драки.

— Лесовики передали послание. Не в срок, но такое случается нередко. Иногда они меняют планы вырубки: если, например, засуха, или, наоборот, наводнение, или если им просто в голову взбрело.

— То есть зажгли огонь в маяке, дозорные увидели и пришли за кувшином?

— Именно так. Огонь горит — дозорный приходит и берет напиток. Бегом приносит мне, я вызываю мастера. Дело было после полудня, ближе к вечеру.

— До заката? — быстро спросил Стократ.

— Далеко до заката… А что?

— Да так, — Стократ перевел дыхание. Ему показалось очень важным, что смертельное послание прибыло раньше, чем лесовик-изгнанник погиб от его меча. — Ты говоришь, пришел мастер…

— Пришел и привел ученика своего сопливого, Плюшку этого. Взял кувшин, понюхал питье, налил в серебряную ложку — красовался ради ученика, а так он, бывало, из горлышка пробовал… И как только губами коснулся — так упал.

— Ничего себе, — сказал Стократ.

Князь кивнул:

— Да… Тут бы затаиться, но дело испортил этот щенок, Плюшка. Как завизжит, как выскочит, только его и видели… Через минуту уже все знали, что случилось — и началось! На закате лесорубов обстреляли, а я догадываюсь, что лесорубы-то на тех первыми напали…

— Зачем?

— А затем, что гудит все — война! Вот они со страху или от удали дурной на лесовиков наскочили, а те — в ответ. Спасибо, стрелы не отравленные!

— И что теперь?

Князь мотнул головой. Взял со стола колокольчик и встряхнул, как склянку с лекарством. Не успел стихнуть звон — вошел Глаза-и-Уши, унылый и постаревший.

— На площади шумят, — прошелестел советник, мельком глянув на Стократа. — Только что Сходню привезли. Так вздумалось им, что купца нашего тоже лесовики…

— Дурачье, — пробормотал князь.

— Стража готова, — советник прикрыл глаза полупрозрачными белесыми веками. — Если послать за подмогой в Правую и Левую Руки, после полудня можно и ломануть на них… Что их стрелы? Против стрел щиты есть. А вот против огня у них мало защиты… — Он открыл глаза и поглядел на князя прямо, будто издеваясь: — Так они говорят, стражники, орлы наши. Дурачье, да с мечами, а где умных возьмешь?

— А что лесовики?

— Затаились. На заставе оцепление… Что делать, светлейший?

— Иди к нашим, — отрывисто велел князь. — Иди, они сейчас с площади сюда припрутся, еще мертвого Сходню с собой притянут. Иди, скажи им… Придумай что. Но чтобы сегодня они сидели по домам, и завтра тоже, а с утра посмотрим…

Глаза-и-Уши скептически покачал головой:

— До утра у нас срок, светлейший, чтобы думать. И то… если лесовики раньше не проснутся.

И вышел в потайную дверь.

— Но это еще не все, — сказал князь, проводив его глазами.

Стократ подобрался.

— Ночью второе послание выложили. Развели огонь… Дозорные не брали до самого рассвета — стрел боялись. Потом все-таки загородились щитами и взяли. Принесли мне… А что в этом послании, кто мне скажет? Может быть, ты?!

* * *

— Я все равно не буду, — Плюшка глядел на князя снизу вверх, губы его тряслись, но глаза смотрели твердо. — Я никогда не буду, я не учился, я ничего не умею. У меня нос сопливый. Я ничего не знаю. Я не буду, и рта не раскрою, и все равно ничего не пойму!

На столе у князя стоял простой глиняный кувшин — Шмель видел такие тысячу раз. Это была обыкновенная посуда лесовиков, в ней они передавали все свои послания.

— А вот поймешь, — ласково сказал князь. — Я сейчас нагайку достану, и все ты поймешь, сопляк.

— Хоть режьте! — Плюшка возвысил голос. — А-а-а!