«Если», 2011 № 06

Я услышал вдалеке рокот вертолета — к нам летел Ральф Галлер — и отключил телефон, чтобы выиграть еще несколько минут. Надо принять совместное решение, пока вертолет не приземлился.

И пока остальные шли ко мне, страстно желая снова взглянуть на самое выдающееся открытие в своей жизни, я стоял и гадал, какую же историю мы расскажем, когда прилетит вертолет.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

Вехи

Вл. Гаков Первый контакт

Так называлась новелла Мюррея Лейнстера, чье 115-летие со дня рождения фантастический мир отмечает в этом месяце. Рассказ зачислен в классику жанра. Хотя «вехой» произведение стало не в Америке, а у нас. Потому что именно с него, тогда еще даже не переведенного, а только обсуждаемого, начался наш собственный «первый контакт» — с дотоле неведомой и во многом загадочной американской Science Fiction.

Вообще, следовало бы с самого начала писать и произносить имя автора правильно — Марри. Но в нашей фантастике он навсегда остался Мюрреем Лейнстером — легендой, как легендарным стало и само его явление советским любителям НФ-прозы.

Все началось с публикации в журнале «Юность» в 1959 году научно-фантастической повести Ивана Ефремова под интригующим названием «Кор Серпентис» (хотя ничего загадочного: всего-то написанное кириллицей латинское астрономическое обозначение звезды Сердце Змеи). В том же году повесть перепечатали в знаменитом сборнике «Дорога в сто парсеков». Публикация вызвала полемику в прессе, усиленную тем обстоятельством, что и сама повесть Ефремова представляла собой открытый спор автора с тогда еще абсолютно не известной нам американской SF.

На дворе стоял 1959-й. Всего два года прошло с запуска первого спутника, и ровно столько же оставалось до полета Гагарина. Недавний триумф «Туманности Андромеды» сделал ее автора не просто живым классиком жанра, но почти непререкаемым авторитетом в этой области, властителем дум и Учителем. Время других наставников было впереди: в тот же год вышел первый роман Стругацких, и всякий, кто читал «Страну багровых туч», вероятно, согласится, что братья тогда еще выступали в роли вдумчивых (хотя и весьма своенравных) учеников.

Короче, ко всему, что тогда писал Ефремов, читатели относились предельно серьезно. Поэтому сразу же запомнили и того, с кем писатель полемизировал.

В повести рассказывалось о встрече земного звездолета с инопланетным кораблем, экипаж которого, как выясняется в процессе знакомства, составляли разумные существа с фторной планеты. И, стало быть, в данном случае контакт двух цивилизаций исключался «с порога»: что для нас — животворный кислород, для братьев по разуму — яд.

Но нельзя же было просто взять и разбежаться в космической пустыне! Тем более после стольких лет отчаянных поисков космических братьев! Поэтому экипажи — в духе уже озвученных Ефремовым идей Великого Кольца — обмениваются знаниями, демонстрируя друг другу достижения своих цивилизаций (в том числе прелести представительниц прекрасного пола) и, так сказать, взаимно обогатившись, мирно расходятся восвояси.

Важнее другое. Земляне, вволю порассуждав о единстве законов эволюции во Вселенной и о неизбежности прихода разумной жизни к идеям гуманности, дружбы и интернационализма в масштабах Галактики, познакомились сами и познакомили нас, советских читателей конца пятидесятых, с прямо противоположной точкой зрения. А именно: в бортовой библиотеке случайно обнаружился научно-фантастический рассказ некоего древнего «англоязычного автора» под названием «Первый контакт». Там описывалась схожая ситуация встречи, но происходила она совсем не так, как у Ефремова. В рассказе «буржуазного» писателя обе контактирующие стороны, одержимые взаимной подозрительностью и ксенофобией, чуть было не начали «махаться» своими ядерными пушками! И разошлись по своим курсам, лишь обменявшись кораблями — чтобы не давать друг другу возможности проследить за маршрутом возвращения на родные планеты. И, стало быть, скрыть от «чужаков» свое местонахождение…

Фамилия автора рассказа не сообщалась, но название «Первый контакт» позволило тогдашним знатокам англо-американской фантастики (таковых в то время насчитывались единицы, точнее, всего два — Евгений Брандис и Владимир Дмитриевский) сообразить, какое произведение имел в виду советский писатель. Таким оказался классический рассказ Мюррея Лейнстера, вышедший аж в 1945 году. А позже и сам Иван Антонович в статьях и интервью неоднократно подчеркивал, что именно этот образец НФ вызвал в нем страстное желание вступить с американским автором в полемику.