«Если», 2011 № 10

Мы поднимались очень быстро, проплыв прямо над крышей усадьбы. Ветер дул с юга, причем слабо, в небе — ни облачка. Вначале лорд Гейнсли повел себя как обычный клиент, заглядывая за борт и восклицая при виде своего поместья далеко внизу. Он как будто забыл, зачем мы здесь, и болтал о том, что в следующий раз прихватит художника, дабы тот запечатлел его владения с воздуха. Я откалибровал альтиметр так, чтобы высоту он показывал в четвертях мили. На полутора милях Гейнсли вдруг вспомнил, почему заплатил за подъем.

— Полторы мили, почти восемь тысяч футов, — констатировал он, щурясь на мой альтиметр.

— Мы поднимаемся медленно, со скоростью около пяти миль в час, — доложил я.

— Шесть минут до положенной высоты, — ответил он. — Ангелику нашли, по всей видимости, на одиннадцати тысячах футов. Сможете удержать эту отметку?

— Да, сэр. Выпустив немного горячего воздуха из баллонета, я уменьшу плавучесть и стабилизирую высоту.

Я сбросил немного теплого воздуха, и мы продолжили подниматься, но гораздо медленнее. Согласно альтиметру, мы остановились на двенадцати тысячах футов. По моим прикидкам, нас сносило на северо-северо-восток со скоростью три метра в час. Направление ветра здесь оказалось иным.

Именно на этом уровне начались видения. Собственно говоря, выражение «видения» не совсем подходит, это были, скорее, воспоминания, но не мои, а привнесенные. Я словно шел вдоль каналов, прорытых в пустыне красного песка под неестественно темно-синим небом с бледным и крошечным солнцем, В отдалении я наблюдал скопление зданий из громадных кристаллов селитры, полевого шпата и кварца.

До сих пор я мало внимания уделял Ангелике, так как был занят горелкой, показаниями альтиметра и необходимостью следить за направлением и скоростью нашего скольжения относительно земли. Вдруг лорд Гейнсли тронул меня за локоть и указал на женщину. В начале подъема Ангелика сидела на полу плетеной корзины, безучастная к тому, что ее окружало. Сейчас она уже была на ногах и заглядывала за борт корзины. У меня на глазах она отвернулась и стала изучать мой альтиметр высоты. С целую минуту, по меньшей мере, она всматривалась в столбик ртути. Потом медленно подняла руку и сделала горизонтальное рубящее движение рукой.

— Язык знаков, — сказал Гейнсли. — Она говорит, что понимает происходящее. Мол, раньше мы поднимались, а теперь остановились.

— Больше того, — отозвался я, причем по коже побежали мурашки. — Она уже после минутного осмотра поняла принцип действия ртутного альтиметра!

В Лондоне, на уровне моря, Ангелика не проявляла ни малейшего интереса к предметам и механизмам. Здесь же считывала показания альтиметра, а такое не по плечу девяноста девяти из ста моих соотечественников-британцев.

Я заметил ее взгляд. Впервые он был настороженным, даже расчетливым.

— Ангелика? Ты меня слышишь? — спросил лорд Гейнсли.

При звуке своего имени она повернула голову.

— Поговори со мной, Ангелика, — настаивал лорд Гейнсли. — На английском, французском, хинди — на любом языке.

Он приложил руку к уху, показывая, что ждет ответа. Ангелика молчала.

Со скоростью пешехода мы скользили над землей. Далеко внизу виднелись фермы и усадьбы. Гейнсли продолжал уговаривать Ангелику. Его ждало разочарование. Он показывал ей картинки лис, медведей, даже набросок себя самого. Она проявила некоторый интерес, но не произносила ни слова.

— Как долго мы в воздухе? — спросил он меня.

— Час тридцать минут.

— Сколько у нас есть в запасе?

— Очень немного. Лаковый слой на шелке, кажется, поврежден. Похоже, мои ребята пропустили какое-то мелкое отверстие, поэтому теплый воздух понемногу утекает. Я уравновешиваю это, поддавая топлива и работая мехами, но воздух холодный и разреженный, и расходуется слишком много масла.

Лорд Гейнсли нахмурился, но спорить не стал. Это ведь корабль, а я его капитан. Он вернулся к Ангелике. Ветер переменился и начал относить нас назад к Лондону. Я мало что мог сделать, разве только время от времени поддавать теплого воздуха, чтобы удерживать высоту. Ангелика все более оживлялась. Она изучила магнитный компас, карманные часы лорда Гейнсли и даже горелку. И внезапно, мягко отстранив меня, долила чуточку масла и сама встала за меха.

— Поразительно! — ахнул я. — Она определила суть работы, просто наблюдая за ней.

— Развитый ум, — сказал лорд Гейнсли.

— И понимание механизмов.

Теперь Ангелика подвергла пристальному изучению альтиметр, в котором ртуть указывала, что мы поднялись еще на четверть мили.

— Определенно, она понимает, как функционирует не только воздушный шар, но и альтиметр, — сказал я. — Очень немногие из моих пассажиров могли похвастаться тем же.

— Здесь, в разреженном воздухе, она преобразилась, — заметил лорд Гейнсли.

— Как такое возможно?

— Помните мою теорию адаптивной морфологии? Повторяю, Ангелика принадлежит к народу, живущему очень высоко в горах. Подъем в прохладный, разреженный воздух освобождает ее ум от тины, которой дышим мы.

— Но ведь она не заговорила.

— Однако поняла, как функционирует воздушный шар.

— У народа лис, наверное, собственный язык, — предположил я.