«Если», 2012 № 01

— Чем ты сейчас занимаешься? — поинтересовалась Арабелла. — Решаешь, кого из подружек бросить, когда закроются канатные дороги?

— Я уже принял решение. Давно. Только притворялся, что раздумываю. Но если бы не решил…

— То что?

Вагоновожатый глядел на Арабеллу. Еще никто из мужчин не смотрел на нее так пристально. А может быть, никто из них не замечал в этой девочке того, кем она стала, потому что такой Арабеллы, как сейчас, раньше попросту не было. Что если завтра она будет уже другой, когда сядет в поезд и махнет в горный край, где ждет новая школа, где другая жизнь поглотит ее всю без остатка? Может быть, такой, как сейчас, Арабелла останется только в памяти этого человека?

— То сейчас, пожалуй, призадумался бы.

Она отвернулась, испугавшись, что покраснела. Похоже, этот парень знал в точности, как надо с ней обращаться. И это ее слегка раздражало.

— Можно ведь и ангелом назвать, а подразумевать привидение. Смотрю, ты голубиные яйца с собой таскаешь. Трясешься над ними, как над бесценным сокровищем, и ни до чего другого тебе дела нет.

— Кое до чего есть, — нахмурился он вдруг. — Кабина идет на север. Этим путем можно добраться только до Пожарной башни, и то лишь до заката. Вам куда теперь?

— Это зависит от обстоятельств, — возник за спиной Арабеллы брат. — Нам туда, где можно поискать лампу.

Вагоновожатый протянул руку и что-то водрузил на козырек навеса.

— Есть местечко… Но не лучше ли вам здесь подождать?

— Чего ждать-то? — спросил Эндрю. Вагоновожатый покачал головой.

— Ничего. Кабина уже отправляется. — Он повысил голос: — Прошу занять свои места!

Арабелла, усевшись, развернула полученный от брата бутерброд, и кабина заполнилась крепким запахом копченой ветчины и пряных трав. Аромат съестного отвлек Арабеллу от размышлений. Она резко наклонилась — кабина отчалила от площадки — и оглянулась на вагоновожатого.

На козырьке навеса, аккуратно положенное, осталось синевато-зеленое яйцо.

* * *

Двойняшки оглянулись напоследок на темную глыбу Карцера, и вот они уже скользят над речным берегом, мимо газгольдеров и причалов, мимо неровных гор блестящего угля. Из разнокалиберных труб валят дым и пар.

Какое-то время Арабелла и Эндрю сидели молча. Напротив посапывали мужчина и женщина не первой молодости, в ногах у них стояли одинаковые цветастые сумки. И как же они теперь станут подремывать в пути, ведь уютно покачивающихся кабин канатки больше не будет?

Вагоновожатый снова затормозил у какого-то здания на середине перегона. Он кого-то высматривал на плоских крышах, между длинным рядом дымоходов и шеренгой надстроек над лестницами. Через пять-шесть домов показалась женщина, а с нею девочка в старомодном чепце. Перебрались через парапет — и вот они уже на один дом ближе. То ли сиделки, то ли работницы общественного присмотра: такими путями им проще добираться, ведь их подопечные — бедняки, живущие на верхних этажах. Похоже, и впрямь сиделки — при каждой была небольшая черная сумка.

Наконец обе вскарабкались в кабину, да так проворно, словно всю жизнь ничем другим не занимались. Арабелла и Эндрю подвинулись, освобождая для новых пассажиров место, и кабина плавно отошла от здания.

Женщина обернулась, как будто что-то хотела сказать вагоновожатому, и тут ей на глаза попалось ведро с голубиными яйцами. Она сразу же насупилась, отодвинулась, будто усевшись на что-то по неосторожности. Затем поставила свою сумку на ведро и оправила платье.

Девочка ахнула и потянулась к сумке, но было уже поздно. Кабина дернулась, съезжая на поворотный рельс. Сумка упала в ведро.

Женщина вынула ее, с уголка стекал желток. Она в страхе посмотрела на вагоновожатого. Тот смолчал — то ли был слишком занят своей работой, то ли смирился со случившимся.

— Какая же я растяпа, — сказала женщина. — Не заметила, что тут яйца. А ну, глянь, целы ли стеклышки, — обратилась она к дочери.

Арабелле подумалось, что девочка никогда еще не видела свою мать такой растерянной. И этот образ непременно запомнится, засядет где-то на задворках детского сознания: крупным планом ботинок, рука на кромке окна, смутно — голова, в фокусе — видавшая виды черная сумка с яичным блеском на уголке. Щелкнув застежками, девочка раскрыла сумку и достала латунную шахтерскую лампу с большими круглыми стеклами. Повертела ее, снова посмотрела на мать. Та сидела полусмежив веки, словно решила урвать немного сна по примеру соседей.

— Простите, пожалуйста, — обратился Эндрю, — можно узнать, где вы приобрели этот фонарь?

Арабеллу подмывало заглянуть в ведро, выяснить, уцелело ли хоть одно яйцо. Но нельзя сделать это незаметно.