«Если», 2012 № 01

— Уж она красовалась! — разулыбался, припоминая, Пардо. — Но при этом и времени не теряла. Устроила так, чтобы в ночь, когда Гиббону предстояло обтяпать дельце, сама она оказалась по другую сторону площади и смогла за ним присмотреть. Слишком самонадеянной была, недооценила Гиббона. А он похитрее. Похитрее нас обоих. На вид псих психом, но выгоду свою знал четко.

Ну так вот, Дульчи наблюдала, а Гиббон целый спектакль устроил, будто с невероятным трудом проламывается ко мне через решетку. Я сразу все понял. Вот сейчас возникнет проблема, якобы непредвиденная, и Гиббон вроде бы для ее решения ненадолго спустится к станции, где Дульчи его не увидит и где он шустро подстроит аварию. После чего он еще повозится для виду с моей решеткой да и отправится восвояси — дескать, как ни бился, ничего не вышло. А я останусь в камере.

На мое счастье, Гиббон не просто махал железякой, а делал вид, будто и впрямь ломает прутья. Видимо, все же опасался, что Дульчи заподозрит неладное. Я его умолял: не губи, освободи. А он не смеялся в ответ, не оскорблял. Ничего такого. Вообще никак не реагировал, словно я для него пустое место. Знай себе изображает героические усилия да оглядывается на праздничное веселье. Понимает, что на балу девчонке у окна долго не простоять. И вот дождался: отошла она. Подхватил Гиббон свою снасть и двинул к станции. Да не тут-то было! Пока он высматривал Дульчи, я отодрал полоску от простыни, накинул ее на инструмент и привязал к пруту решетки. Скажете, глупость? Ничего другого мне тогда на ум не пришло. Однако же получилось! Да еще как!

Сперва Гиббон решил, что болторез зацепился, и попытался выдернуть. Потом заметил мою тряпицу. А чтобы до узла добраться, надо руку в решетку просунуть — вот тут-то я его и хватил по пальцам заостренной зубной щеткой. В Карцере развлечений нет, и я, пока там томился, освоил пару-тройку тюремных премудростей. Он сначала ругался последними словами, потом клялся не трогать станцию, а после убеждал, что Дульчи меня любит.

Ни единому слову я не поверил и к узлу Гиббона не подпустил. Сунется — а я заточкой! Долго это не могло продолжаться, время играло против него, в любой момент могла появиться охрана. Наконец, он решил рискнуть и бросился к станции. Он же не дурак, чтобы с одним-единственным инструментом пойти на такое дело. А Дульчи, наверное, все кружилась по залу: у такой девушки бальная карта всегда заполнена от и до, и отказывать всем подряд — значит давать пищу для подозрений.

Я же, не теряя ни секунды, распустил узел и затащил железяку в камеру. Кусать прутья мне было сподручнее, чем Гиббону — ему ведь приходилось балансировать на узком козырьке. Так что в общем-то он сдержал данное Дульчи обещание и помог мне освободиться. — Пардо посмотрел вверх. — А теперь, господин Эндрю, левый рычаг переведите вот сюда. Сегодня у вас первый рейс, а я ваш мастер-наставник.

Арабелла попыталась определить, куда движется кабинка.

— Мы так доберемся до дома?

— В конце концов доберетесь, — ответил Пардо. — Но сначала получите лампу. Вы разве не за ней отправились?

— За ней! — обрадовалась Арабелла. — А какая она?

— Не разочаруетесь, обещаю.

Арабеллу грызла совесть: расплата за приключения ляжет на плечи брата. Ей уезжать завтра, а он останется.

— А потом вы пролезли через дыру и оглушили его, — сказал Эндрю, когда кабина перебралась на новую линию. — Как на рисунке.

— Верно. Ух, как я был разъярен! Проще было бы сесть на его велосипед и укатить подальше от греха. Но ведь Гиббон унизил меня и обманул Дульчи, да к тому же он стремился разрушить все, что я создавал. Он заметил мое приближение и успел изготовиться к драке. И мы сражались на станции, рискуя сорваться и расшибиться в лепешку. На моей стороне было преимущество в оружии, но и противник мне достался не из слабаков. В конце концов я его измотал и уже был готов свалить… На я упустил тот факт, что мы деремся на виду у всего бала, а там что ни официант, то канатчик. Побросав подносы и скатерти, «паукообразные обезьяны» хлынули на выручку предводителю. А за ними устремились все остальные.

Ох, и зрелище же было, скажу я вам! Настоящая катастрофа! Обслуживать тот бал явились чуть ли не все городские канатчики, и никто не захотел пропустить потеху. Все сбежались: «Бальный зал» — «Место аутодафе», «Майдан-магистраль», даже «Тарпейская скала» — «Гора Тайгет» — «Геенна», линия, по которой живые не ездят, только пепел и кости. То был последний парад независимых маршрутов. Станция обвалилась, а вместе с ней и все предприятие Ханна, у него отняли бизнес. — Пардо откинулся на сиденье. — Ну, молодой человек, вот мы и приехали. Сцепку долой, и накатом — до стопора.