— А то, — торжествующе сказала Агнешка, сверкнув черными, совсем не похожими на сыновние глазами, — что позвонили ему только ночью. А вбежал он к нам в восемь вечера… Близнецы — потому что у них одна душа на двоих… И эти твои реплики душу делят, потому как куда ей, душе, деваться?
Доктор Пшельский снова улыбнулся, но на сей раз уверенности в улыбке было куда меньше.
Когда остальные сотрудники расходились по домам, и Психопомп оставался в лаборатории один, в голову начинали лезть странные мысли. Он пытался представить, как это было.
Репликам легче. Они абсолютно уверены в том, что прошли регулярную медицинскую проверку, отправлялись на далекие Европы, Ио и Вулканы строить лучшее будущее человечества. Но что с оригиналами? Каково это — продать свое сознание в рабство. Это как продать отражение в зеркале? Или тень? Но человек, продавший тень или отражение, отличается от других: он не виден в зеркалах, его легко можно опознать в солнечный день. А они?..
В одну из таких беспокойных ночей Психопомп залез в рабочий компьютер Гвида. Впрочем, Лойсо никогда и не прятал пароль. В сущности, он записал его на блокнотном листке и кнопкой прикрепил к стене, чтобы не забыть, потому как был чертовски рассеян. Триста названий снега явно не для Лойсо. Удивительно, что он помнил одно.
Данные медицинских и психологических тестов Психопомп пролистал быстро — он немногое мог расшифровать в этих формулах, графиках и таблицах. Но было и другое. Интервью с родственниками. Видео с камер круглосуточного наблюдения, этого недремлющего ока, ежесекундно и бдительно следящего за каждым гражданином Земной Федерации. Видео не зарегистрировало особых отклонений, разве что Гляциолог стал реже посещать бар, Геофизик оставил свой гольф-клуб, а Сапер после многолетних неудачных попыток бросил курить. Ни экстремального спорта и травм, ни увлечения наркотиками или вирт-играми — всего того, что могло бы вызвать внезапное нарушение мозговой активности.
С родственниками интереснее. Супруги Гляциолога и Водителя отметили, что их мужья изменились к лучшему — стали уделять больше внимания семье. А вот жены Механика и Сапера, наоборот, жаловались на небрежность, холодность к ним и к детям, отстраненность, черствость. Если смотреть по записям, то и в случае с Гляциологом и Водителем все было не так просто — они, несомненно, проводили с семьей больше времени, но тратили его в основном на совместный просмотр телепередач. Ни пикников, ни школьных спектаклей, ни отдыха на венерианских курортах — всех тех маленьких радостей, которые и делают семью семьей. Так, по крайней мере, думал Психопомп, родителям которого было не до венерианских курортов. Связист, Геофизик и Буровик жили одиноко и после подписания контракта с «Ай-Бионикс» стали еще более замкнутыми.
Психопомп снова прокрутил интервью с родственниками. Холодность. Отстраненность. Черствость. Заглянув в словарь, он узнал, что синонимы к слову «черствый» — это «бесчувственный», «бессердечный» и «бездушный». Опять душа. Хоть иди в церковь и спрашивай у ксендза, что такое на самом деле эта душа. Психопомп и пошел бы, потому что привык относиться к работе тщательно и рассматривать все возможные версии, но мешал стыд: ксендз видел его каждое воскресенье на проповеди. Несомненно, все прихожане, посещавшие церковь, отлично знали, что такое душа, и Психопомпу не хотелось казаться глупее других. Ему даже подумалось, что вопрос может оскорбить старого священника. В самом деле, что человек, не имеющий представления о душе, делает в католическом храме?
Поэтому, вместо того чтобы донимать ксендза, он решился на рискованный шаг.
Одно дело — скопировать собственный разум в носителя, хотя бы внешне похожего на оригинал. Или погрузиться в виртуальное пространство, поддерживаемое сотнями серверов, как в случае вирт-игр. Другое — попытаться проникнуть в угасающее сознание семерых человек, в их маленькую общую вселенную, всей жизни которой — на двенадцать часов и которая может рухнуть при малейшем изменении мозговых ритмов одного из семерки.
Доктор Наварра, научный руководитель лаборатории, отнесся к затее подчиненного неодобрительно, но запрещать не стал. Ярослава Пшельского поместили в стазис-контейнер, весьма напоминавший те, в которых покоились тела пациентов. Никто, кроме Лойсо, ничего не сказал, хотя все понимали: их коллега может и не вернуться, навеки присоединившись к семерым в их технологически совершенных гробах. А Гвид подмигнул и, заглянув через плечо подсоединяющего электроды врача, громко прошептал:
— Псих, постарайся и вправду не стать психом.
— У вас двенадцать часов, — буркнул медик, словно Психопомп и без него не знал, сколько длится цикл.
В предплечье вонзилась игла. Мир мигнул и погас, чтобы вспыхнуть ослепительной белизной.
Он вернулся и долго не мог понять, что за лица склоняются над ним, почему такой тусклый свет, отчего холодно в затылке и что колет кожу черепа. Колола электродная сетка, и только эта несильная боль заставила его снова поверить в реальность собственного тела.