«Если», 2012 № 10

Для писателей «основного потока» фантастика — отнюдь не заповедная пажить: то Т.Толстая заглянет, то Д.Быков, то О.Славникова. Те, кто получил признание на ниве НФ-литературы, гораздо реже выходят в плавание по морям мейнстрима. Но примеры есть, и порой весьма удачные: Александр Зорич, Мария Галина, Олег Дивов. Новый роман Дивова — его второй опыт после «Оружия возмездия», располагающийся за пределами континента фантастики.

Этот роман — воплощение потаенной мужской мечты: окунуться в гущу милитарного мира, сохранив полную свободу. Главный герой Миша Клименко организует съемки фильма о русско-грузинской войне в Южной Осетии. Он гражданский человек, но проходит через множество встреч со спецназовцами, танкистами, саперами, сотрудниками спецслужб, а ближе к финалу обезвреживает зловещую противопехотную мину. Собственно, каскад этих встреч, а также рискованных, но жизненно необходимых для киносъемки действий составляет основу сюжета. Все по-настоящему, кроме армейской службы с ее дисциплиной и несправедливостью; воякой центральный персонаж так и не становится. Зато его приключения в Цхинвале позволяют автору детально показать вселенную современной армии в двух вариантах: российском и южноосетинском, а также погрузить читателя в атмосферу большой победы, купленной большой кровью.

Получилось настоящее мужское чтение: своего рода производственный роман о войне и армии наших дней. Русские показаны в нем как люди, которые на многое способны, но мало себя ценят. К сожалению, даже то, что у нас здорово получается, бывает крепко испорчено тотальным неумением рассказывать о своих достижениях красиво и честно. Но, может быть, еще научимся. Тот же Миша Клименко под занавес дерзает взяться именно за такую работу.

Худо в романе одно: последние страниц сорок выглядят как полусырой, почти не обработанный материал. Внятной концовки не получилось.

Дмитрий Володихин

Дмитрий Колодан Зеркала

Москва: ACT — Этногенез, 2012. - 272 с.

17 000 экз.

Новый роман питерского автора в рамках популярного проекта повествует о приключениях нашей соотечественницы, девушки неординарной во всех отношениях, то и дело попадающей в неприятности. Ей предстоит отправиться в Венецию, чтобы на себе испытать всевозможные приключения и беды — от потери личных вещей и документов до обретения самого уродливого пса в мире.

Параллельно с событиями «вполне обычными» с героиней происходит ряд мистических случаев, для чего автор использует прием с гаданием. Ему удается сделать «анонс» будущей истории, добавить столь любимой нынешним читателем мистики и интриги.

Сюжет развивается стремительно, почти кинематографично. А выраженная в языке некоторая «итальянскость» придает тексту экзотический колорит. Подобные приемы не оставят равнодушным читателя «поколения Next», воспитанного на 3D-фильмах, аниме и мангах. Правда, иной раз автор злоупотребляет «высокими скоростями» повествования. В результате логика повествования ломается и начинает хромать на обе ноги, при этом старясь не сбавлять шага.

К сожалению, следует отметить некоторую небрежность исполнения. Например, в Венеции одни и те же персонажи обращаются к героине то синьорина, то синьора попеременно. А питерский писатель называет карточных джокера и пикового валета прямыми аналогами старших Арканов Таро — Шута и Обманщика. Это серьезная фактическая ошибка, так как прототипами всем знакомых игральных карт послужили не старшие, а младшие Арканы Таро. Соответственно, их гадальное значение не имеет ничего общего с мистической стороной романа.

Этот роман прежде всего будет интересен молодой аудитории, которую увлекают стремительное повествование, водоворот героев, образов и событий, интуитивно ориентированный на сказочность, и хеппи-энд.

Светлана Кузнецова

Александр Тестов, Дмитрий Даль Проверка на прочность

СПб.: ИД «Ленинград», 2012. - 336 с.

(Серия «Ветер войны»).

3050 экз.

Главная проблема всех без исключения межавторских миров — зацикленность участников на деталях, на вводных постулатах. Да, мир должен быть узнаваемым, чтобы удержать дотошного читателя энной книги. Однако существует тонкая грань, перейдя которую, писатель превращает самостоятельный текст в экспозицию оставшихся за кадром событий. И кажется, в рецензируемой книге авторы эту грань перешагнули.