«Если», 2015 № 03

Теплые ладони на холодной коже, пальцы, прижавшиеся к запястью и шее. Веки Дианы приоткрылись, но по-разному: правое целиком, левое едва-едва. Стринг увидел размытые пятна больничных халатов и услышал два голоса, мужской и женский.

— Фрау Вандербринк? Диана Вандербринк? Вы в порядке, мэм?

— Мой брат, — лихорадочно шепнула Диана.

Стринг видел глазами Дианы, как женщина неловко подняла руку и указала на висящее на шее «ожерелье жизни».

— Обещайте мне…

Ее голова бессильно повисла. Стринг увидел, как рука Дианы опускается и падает на грудь.

— Диана? Диана, очнитесь.

Мужчина говорил спокойно, но настойчиво. Стринг почувствовал, как усиливается давление на мамину руку.

— Нет реакции. Пульс на запястье не прощупывается.

— Нитевидный пульс в шее. Очень слабый и становится слабее. Поставьте ей капельницу и дайте атропин.

— Сердечный приступ?

— Навскидку? Да. Передайте в больницу, что у нас тут синий код[9]. Хочу, чтобы все были наготове, когда мы подъедем.

«Нет!» — беззвучно выкрикнул Стринг. Он ощутил слабое жжение, когда игла капельницы вошла в мамино предплечье.

— Искусственное дыхание? — спросил мужчина.

— Пока не надо. Приготовься. Я ввожу атропин.

Голос женщины был ровным, бездушным и отстраненным. Стринг почувствовал, как пальцы шарят по маминой шее в поисках пульса. «Нет! — кричал и умолял Стринг. — Оставьте ее в покое. Дайте мне время. Все, что мне нужно — это немного времени».

В маму хлынул поток лекарств. Он ощутил, как сердце нерешительно дрогнуло, а потом забилось сильнее. Кровь ринулась по кровеносным сосудам. Кровяное давление поднялось, и вторая аневризма разлетелась в клочки, как мокрый листок бумаги.

«Не плачь, малыш, — сказала Диана ласковым, но затухающим голосом. — Это не твоя вина. Не твоя вина».

Из аневризмы, как из шланга, полилась кровь, затапливая мозг.

— Я потеряла пульс. Есть только фибрилляция.

Звук рвущейся ткани. Стринг смутно осознал, что блузка мамы разорвана и валяется теперь на полу. Он чувствовал сильные толчки, от которых трещали ребра — кто-то опытный делал непрямой массаж сердца. Беда заключалось в том, что это было неверное решение неправильно поставленной задачи.

Толчки прекратились. Голоса зазвучали глухо, как будто издалека.

— Все готовы? Электроды на месте. Разряд!

Стринга пронзило молнией, и он отключился.

— Это она? Прошу вас, подтвердите, что вы ее опознали.

Майер опустил взгляд на тело Дианы и кивнул.

— Она.

— Пожалуйста, для протокола.

— Это тело моей сестры, Дианы Вандербринк. Я опознал ее.

Медбрат быстро прикрыл лицо покойной. Он дотронулся до пластины в ногах, и двойные двери разъехались в стороны. Подняв голову, Майер увидел длинный ряд смотровых с задернутыми занавесками по одну сторону коридора. Вторая представляла собой сплошную стену из стальных люков, как раз такого размера, чтобы можно было протолкнуть в них тело.

Медбрат покатил труп на каталке по коридору и скрылся из виду. Двери за ним закрылись.

— Примите мои соболезнования, герр Вандербринк, — сказал медэксперт.

В его голосе звучала профессиональная отстраненность — заботливость, скрывающая равнодушие. Похоже, он был из тех, кто оставляет все дела на работе и спокойно идет домой.

Майер кивнул. Он все еще был в смятении — даже сейчас, спустя двадцать четыре часа.

Медэксперт протянул Майеру небольшой конверт из коричневой оберточной бумаги.

— Личные вещи, обнаруженные на теле, — пояснил он. — Сережки, «ожерелье жизни» и все такое. В регистратуре вам помогут получить остальное. Еще раз выражаю вам соболезнования.

Майер наконец-то взглянул на него и протянул руку к конверту. Медэксперт проводил его к регистратуре и оставил на попечение удивительно милой женщины, получавшей, казалось, немалое наслаждение от работы с бумагами и бланками…

Майер сидел в гостиничном номере Дианы. Ее чемоданы и сумки валялись по всей комнате. Майер держал в руке «ожерелье жизни», принадлежавшее сестре.

Он чувствовал, как за глазницами, глубоко в черепе, зарождается боль — и гадал, просто ли у него болит голова, или это что-то серьезное, что-то фатальное.

«Я слишком молод, чтобы умереть».

Нечестная мысль. Он должен был горевать по Диане. Он должен был думать сейчас только о ней.

«Я слишком молод, чтобы умереть».

Майер заметил читалку сестры, лежавшую на прикроватном столике. Он положил рядом с ней ожерелье. Экран устройства еще секунду оставался темным, затем засветился.

— Голосовой ввод, — приказал Майер.

«Пароль?» — отозвалась читалка.

Майер улыбнулся. Диана заставила устройство говорить голосом их матери — серьезным и даже суровым, но с чуть заметной смешинкой. Как будто она знала, что все в конечном счете лишь шутка.

— Я веселая панда.

Принято.

Читалка включилась, и с экрана на него взглянула Диана.

«Майер, мне жаль, что ты смотришь это».

Лицо Дианы было серьезным, однако затем сестра улыбнулась и бросила взгляд на Майера поверх дисплея.

«Стыдно признаваться, но я рада, что с этим пришлось разбираться тебе, а не мне. Я устала устраивать похороны».

— Язва, — проворчал он и улыбнулся.