«Если», 2016 № 01

— Но я не могу смириться с этим! Мои воспоминания делали меня тем, кто я есть, Мира. Как я могу оставаться тем же самым человеком, если забыл большую часть событий и переживаний, сформировавших меня? — Тони взглянул вдаль, словно искал там ответ. — Мы то, что мы помним, Мира. Кем бы я ни был раньше, этот человек исчез вместе с утраченными мной воспоминаниями, и теперь… теперь я кто-то другой.

— Нет, это неправда, Тони, — покачала головой Мира. — Все говорят, амнистия стирает воспоминания только выборочно, а потеря памяти о войне не может изменить твою личность. Ты не можешь стать другим человеком. Просто не можешь!

— Но почему я теперь оператор дробилки? Был ли я им раньше, или они просто внедрили мне в мозг фальшивые воспоминания?

Тони сжал голову руками.

— Боже, и зачем я просил об амнистии? Неужели все было настолько плохо, что я не мог с этим жить? Неужели все эти терзания о том, чего я не могу вспомнить, того стоят?

— Я уверена, что тебе не хотелось вспоминать ужасы войны. К тому же разве ты не помнишь, как учился работать на дробилке?

— Ну, я помню, что до войны работал на фабрике, но никаких деталей. Это больше похоже на полузабытый сон. Не сомневаюсь, что остальные ветераны ощущают то же самое.

— Но не Пит, — возразила Мира. — Он говорит, что во время войны работал при штабе. И клянется, что не проходил обработку.

— Это может быть фальшивым вспоминанием, в точности как у меня, — хмыкнул Тони. — Никто из нас не знает правды. Он тоже мог быть солдатом.

Мира покачала головой.

— Сомневаюсь. Пит не такой здоровяк, как ты, и он все время жалуется, что не прошел по здоровью.

— Похоже, вы с ним близко знакомы.

Это было легким преуменьшением.

— Да, я знаю его лучше прочих.

Они с Питом начали встречаться, когда Мира получила работу в закусочной. И были вместе два года, прежде чем она наконец-то решила покончить с этим.

За все это время Пит ни разу не проявил сильных эмоций и ни разу не сказал, что любит ее, — так, чтобы она ему поверила. Его нельзя было назвать совершенно бесчувственным, но и на роль откровенного парня он не тянул. Мира подозревала, что все дело было в подспудной озлобленности: он негодовал, что на войне ему досталась такая неприметная административная роль. Может, он компенсировал это сейчас, став шерифом. Несмотря на то, что до боя Пит не дорос, Мира знала наверняка — подлости ему хватало.

Пит не стеснялся рассказывать всем и каждому, как проверял допуски, распределял трудные и ответственные задания и спускал их дальше по цепочке. Она помнила, как Пит говорил, что просто «перекладывал бумажки», словно стыдился этого.

— Они сказали, что я слишком хилый, чтобы участвовать в боевых операциях — я! — часто восклицал он под хмельком.

* * *

Первым тревожным звонком стала размолвка между Тони и двумя местными громилами. Джека Вайса отправили в больницу с переломом руки, но Джош Эпплкорн, второй задира, отделался лишь небольшими порезами и синяками к тому времени, когда полиция их растащила.

Эпплкорн немедленно обвинил Тони.

«Он внезапно выскочил из переулка, — цитировала пострадавшего городская газетенка, — и набросился на нас прежде, чем мы смогли защититься».

Если Тони и был не согласен с такой точкой зрения, то в газете про это ничего не напечатали, а ножи и дубинки, изъятые у сладкой парочки, так и остались без объяснений.

«Я задержал их обоих до выяснения обстоятельств», — согласно газетной статье, заявил шериф.

Когда не обнаружилось ни одного надежного свидетеля, пожелавшего указать, кто начал драку, Тони и Джоша выпустили. Однако обоим пришлось уплатить штраф за нарушение общественного спокойствия.

* * *

— Мне не нравится, что этот чертов комиссованный ошивается возле тебя, — провозгласил Пит, когда зашел выпить кофе пару дней спустя. — Я говорил тебе, с ним не оберешься проблем. По тому, как он разделался с этими парнями, сразу видно, насколько он опасен. Так и случается, когда с терапией что-то неладно и они возвращаются к старому.

— А ты уверен, что в этом виноват Тони? — возразила Мира. — Может, драку начали те двое придурков. Их нельзя назвать образцовыми гражданами.

Но Пит пропустил это мимо ушей.

— Я уже почти собрался связаться с теми парнями, что охотятся на военных преступников. Кто знает, что он натворил? Что его заставили забыть? Было ошибкой отпускать военных преступников безнаказанными по чертовой амнистии.

Это стало постоянным предметом их споров. Мира знала, что обе стороны во время войны совершили немало ужасов и жестокостей, но если не дать людям, творившим все это, забвение, то что еще с ними делать?

— Мы должны были когда-то разорвать этот замкнутый круг мести и кары, — возразила она. — Другого пути нет.

— А я говорю, — не согласился Пит, — что его все равно следовало изолировать, неважно, прошел он там амнистию или нет. Не надо было гладить его по головке и позволять разгуливать на свободе, как невинная овечка. Это опасно. Он — все равно что бомба с часовым механизмом!

Внезапно Пит свел все к Тони. Но Мира не собиралась сдаваться.