«Если», 2017 № 02

Перепробовав без успеха множество занятий, Айдын прибился к художественному училищу. Думал даже пойти туда учиться, но, испортив пуд ценной кости, сам поверил: таланта нет. Нет даже глазомера, в чем раньше других убедился преподаватель училища Айтас Салаатович Ходулов, поручивший Айдыну изготовить копию простенькой статуэтки. Грамотно разметить кость — даже на это оказались не способны большие бесполезные руки. Пришлось пойти в натурщики для учеников. Опытным-то мастерам модели не требовались, опытные резали костяных якутов по памяти. Могли и с закрытыми глазами.

А еще — оленей, мамонтов, медведей. Ученики острили, что если бы не холодное оружие в руке Айдына, трудно было бы понять, кто в двухфигурной композиции якут, а кто медведь.

И то сказать: никто, кроме антропологов, не согласился бы, глядя на Айдына, что человек произошел от обезьяны.

Айдын не знался с антропологами и не реагировал на молокососов. Он честно корчил свирепые рожи и угрожал пустому пространству смертоносной батыйей, потому что ему внушили вести себя так, будто перед ним поднялся на дыбы разъяренный медведь, — улыбаться ему, что ли? Не оценит. Голодный — точно не оценит.

За рожи и экстерьер платили скупо. Денег не хватало. Девушки не интересовались Айдыном. К двадцати пяти годам он твердо усвоил, что мир не таков, каким должен быть. Менее заурядный человек мог бы задуматься о своем, а не мировом несовершенстве, но к чему эти сложности? Мир был плох. Он не сулил Айдыну ни достатка, ни уважения.

По крайней мере Якутск. Город рос, строился и чем дальше, тем больше норовил заняться чем-то умным. В строители Айдыну не хотелось, в умные — не моглось. И чем дальше, тем сильнее крепла мысль: а чем, к примеру, плоха жизнь зверолова или старателя? Трудности и невзгоды кочевой жизни? Зимний холод, летняя жара, комары, пауты и гнус? Тяжелая работа? Ничего этого Айдын не боялся. Все равно даже в Оймяконе он будет слыть столичным жителем, разве нет?

И когда приятель между делом сообщил, что палеонтологической экспедиции, прибывшей аж из Первопрестольной, нужен рабочий, Айдын согласился сразу. Все равно дело шло к лету и ученики-косторезы собирались на каникулы.

Грезились залежи мамонтовой кости. Наковырять из речных обрывов тонну бивней, припрятать, продать — тут-то настоящая жизнь и начнется. Состоятельному человеку везде счастье.

Оказалось, что экспедиция отправляется вовсе не на север за мамонтами, а на юго-восток, за отпечатками каких-то докембрийских козявок. Айдын не знал, что такое докембрий, и не шибко интересовался этим. Когда объяснили — загрустил, но ненадолго. Смекнул: экспедиционный опыт пригодится, а лето все равно надо где-нибудь перекантоваться.

Кстати, а не поискать ли заодно и золотишко? Или, скажем, нефрит? Китайцы его хорошо берут…

Палеонтологов было четверо, все безбородые мужики, а с ними — некий бородатый турист-водник Вова с тюками, поставщик бесплатного плавсредства для экспедиции. Он тоже был оформлен рабочим. Таежной романтики, значит, захотелось. Ну-ну. Вместе с Айдыном набралось шестеро.

На реку Юдому забрасывались сперва самолетом, а затем вертолетом. Айдына мутило, бородатого туриста тоже. Высадились в черт-те какой глухомани, надули рафт, погрузились и отчалили, атакуемые гнусом. У первого же повстречавшегося речного обрыва поступила команда причалить.

И пошло-поехало… Выгрузиться, разбить лагерь, приготовить пищу ученым мужам было недосуг: они лазали по обрыву с веревками и молотками. И вновь сплав, и еще кусок реки позади, и рафт, угрожающе кренясь, садится на валун посреди порога, и комарье, застилающее небо, и новый обрыв, что притягивает ученых не хуже магнита…

Турист Вова помогал мало. Он называл себя экспертом по сплаву и работал — если покрикивание на гребцов считалось работой — больше на воде, а на суше вечно торчал у воды со спиннингом. Глаза его почти закрылись от укусов мошки, а уши выглядели так, будто ему их надрали. Наверное, и следовало бы. Айдын безропотно грузил и выгружал тюки, день ото дня тяжелеющие от набранных образцов, ставил палатки, таскал дрова и варил уху из пойманных Вовой хариусов. В свободное время он сидел на корточках в устье того или иного ручья, промывая в большой миске речной осадок. За месяц он намыл три золотые песчинки. «Положи их дома под лупу и хвастайся перед гостями, — фыркнув, посоветовал начальник экспедиции, застукавший Айдына за промывкой. — Серьезного золота здесь нет».