«Если», 2017 № 02

Про то, что Миша Горчаков на самом деле не лесник, а кадровый охотник и его давний знакомый, Михеев естественно упоминать не стал. А за дом Савинова они уже не первый раз выдавали старую охотничью заимку, выглядящую на все сто лет.

Яркий жилет и оранжевая байдарка бородача превратились в далекую точку. А потом и вовсе исчезли, скрывшись за излучиной, и настроение Михеева начало улучшаться.

— Show mast go on, — тихо замурлыкал он под нос.

* * *

Миша Горчаков оказался на месте и «нехотя» уговорился временно оставить свои — невероятной важности! — обязанности «лесника», дабы сопроводить «буратин» к дому купца Савинова.

За каких-то 500 евро.

Заимка особого впечатления на туристов не произвела, однако они старательно облазили ее изнутри и снаружи, фиксируя все на камеры.

Пока вернулись к месту высадки, завечерело, а парни Феди Батыкаева уже сноровисто разбили лагерь. Классический тур по Долине смерти включал трехдневный сплав с прибытием в заброшенный поселок Олгуйдах, но экспедиция Рихарда Экмана сотоварищи включала в себя помимо активного отдыха еще и поиски таинственных котлов, так что Михеев рассчитывал промурыжить иностранцев как минимум дней десять, а то и все две недели.

Посуточная оплата очень к этому стимулировала.

На пятый день они разбили лагерь в небольшой излучине Олгуйдаха, откуда Экман, устав от сплава, предложил утром выдвинуться на несколько километров вглубь тайги. Из своего походного снаряжения швед извлек футуристического вида штуку, оказавшуюся на проверку новеньким и дорогущим немецким металлоискателем, и теперь возился с настройками.

— Отключите дискриминатор, — посоветовал Михеев. — Здесь металлического хлама нет, люди почти и не бывали, а из чего сделана поверхность котлов все равно никто не знает.

Экман что-то пробурчал, не оборачиваясь.

Долгое путешествие начало накладывать свой отпечаток на иностранцев. Им почти не приходилось работать физически — эти обязанности взяли на себя ребята Феди, которым активно помогал и сам Михеев, — однако отсутствие физической подготовки и возраст сказывались. Дежурные улыбки исчезли, живости поубавились, восторги окружающей начали спадать.

Все хорошо в меру, как известно, и «буратины» свою уже понемногу выбирали.

«Как бы до срока не скисли», — заползая в спальник, думал Михеев.

Но ничего, скоро взбодрятся. Все мы скоро взбодримся.

Проснулся он от толчка в плечо.

— Степан Юрьевич, вставайте… Степан Юрьевич…

— А? Что?

Михеев разлепил глаза и кое-как сел, не выбираясь из спальника. Со стороны он походил на гигантскую гусеницу-мутанта с человеческой головой.

— Пора, Степан Юрьевич! — с неуместной торжественностью сказал Юрка, студент медфака третьего курса, откомандированный иностранцам как «полевой медик, нанятый сопровождать группу». — Цветомузыка стартует через три минуты!

— Миша на связь выходил? — сонно пробормотал Михеев.

— А то! — Юрка потряс в воздухе рацией. — Михась надежный. Как часы!

— Поехали.

Степан задергался в спальнике, силясь выбраться, и со стороны еще больше стал походить на гусеницу, мечтающую скорее стать бабочкой.

Выбравшись наконец, он сначала сходил к реке, побрызгал на лицо прохладной водой, чтобы окончательно прогнать сон, а затем решительно направился к палаткам «буратин». Одноместная, что пониже, — Экмана. С него и начнем.

— Рихард! Рихард!

Измученный швед протестующе забурчал и отпихнул тревожащую его руку, но Михеев был безжалостен.

— Рихард, вставайте.

— Gå, lämna mig inte![2]

— Там что-то есть, Рихард! — настойчиво теребил его Михеев. — И это не медведи! Медведи не светятся!

— Oh, min Gud![3]

* * *

Ночные поиски в лесу — дело практически бесперспективное. Скорее сам заблудишься, чем кого-то найдешь. Именно поэтому Михеев, человек опытный, и организовал все ближе к трем часам. Задача парней Батыкаева заключалась как раз в том, чтобы не дать «буратинам» потеряться, но они и сами быстро вошли в раж, беспорядочно мечась и взволнованно крича.

Сам Михеев пытался выглядеть одновременно встревоженным и растерянным, как и полагается человеку, чей здравый скептицизм только что получил крепкий удар под дых. В одной руке он держал ракетницу, в другой — мощный фонарь на двенадцати светодиодах. На плече болтался карабин. Присутствие оружия было важным психологическим штрихом, помогающим нагнетать саспенс. Источник тревоги и надежды одновременно.

— Dar! Dar! Jag sag ljuset![4]

Экман схватил его за рукав и кричал прямо в лицо.

От волнения он позабыл не только русский, но и английский. Выбираясь из палатки в сильном возбуждении, швед нахлобучил на голову шлем с камерой, но не успел как следует затянуть ремешки, и тот слегка съехал на бок, придавая ему вид комичный и нелепый. Именно так иностранцев любят снимать в российских фильмах — эдакие чудаковатые дурики.

— Свет! Там свет! Степан, нам нужно туда!

Крик Экмана подхватила миссис Йоунсдоттир, тыча пальцем в темноту. Рядом взволнованно топтался Сковсгаард, пытаясь навести тяжелую профессиональную камеру на нечто, теряющееся за деревьями.