Одно из сообщений пришло на кассете. Сидовски, перегнувшись через стол, вставил ее в магнитофон, перемотал на начало, надел наушники и нажал кнопку воспроизведения.
— «Мы любили друг друга больше года…»
Слова повисли в воздухе словно причудливый запах. Голос был такой, что непонятно, кто именно говорит — мужчина или женщина.
— «Сейчас Дэнни со мной. Так будет лучше для всех. Он любит меня. И всегда меня любил. Наша первая встреча была такой прекрасной, такой невинной. Я думаю, это было предопределено свыше. Рассказать вам об этом?»
Сидовски проверил сопроводительный отчет. Звонок был по линии, разговоры на которой записываются.
— «Я шла по парку, когда мы увидели друг друга. Наши глаза встретились, и он мне улыбнулся. Вы видели его глаза? Они столь выразительны, и я сейчас на них смотрю. Он так пленителен. Я не скажу вам, как мы вошли в контакт. Это моя маленькая тайна, но я скажу, что он передавал мне свою любовь по наитию. Чистая, добродетельная, абсолютная любовь…» Голос зарыдал и дальше пять минут слышалось лишь бессвязное бормотание, пока связь не оборвалась.
Сидовски снял наушники и просмотрел сопроводительный отчет. Звонил некто Крис Лоренцо Холлис, сорокалетний пациент психиатрической клиники, звонил из своей больничной палаты. Персонал сказал, что он был заворожен похищением Беккера и фантазировал о том, что он мать Дэнни Беккера. Он смотрел теленовости, усердно читал газетные статьи. Последние два месяца он не покидал стены лечебницы.
Сидовски перешел к другому отчету — тонкой папке с единственным листом бумаги, запечатанным в прозрачный пластик и исписанным с двух сторон. Бумажный лист был оставлен той ночью на стойке полицейского участка в Бальбоа Парке.
О том, кто его доставил, ничего не рассказывалось. Он лежал в чистом белом конверте размером с письмо. Никаких опознавательных знаков. Сидовски прочел документ:
В письме живописалось нападение на Дэнни, после чего подробно излагались биографические материалы о Сураце. В сопроводительном двухстраничном отчете свидетельства отвергались как фальшивые. Такого человека не существовало. Каждое утверждение в письме было перепроверено. Ни одну из деталей подтвердить не удалось. Письмо было напечатано на той же портативной машинке, что и десять других подобных писем, направленных в полицию по десяти разным делам.
Полиция подозревает, что письма присылал кто-то, полагающий у себя наличие экстрасенсорных способностей.
Но их не было.
Сидовски как раз доканчивал кофе, когда неожиданно загудел факс. Показалась первая из двадцати шести страниц от канадской полиции в Оттаве: тюремное и психиатрическое досье Верджила Ли Шука, с копиями его наиболее свежих снимков. Европеоид сорока восьми лет, рост метр восемьдесят два, вес восемьдесят килограммов. Волосы светлые. Нацепить на него бороду, и вполне впишется в картинку фоторобота по делу Беккера и Нанн. Татуировки соответствовали тем, что были у того типа в капюшоне на полароидных снимках с Танитой Доннер.
У Сидовски сжалось в животе; он закинул в рот таблетку тамса.
Родился Шук в Далласе, а в Канаду перебрался после того, как оказался под подозрением в изнасиловании четырехлетнего ребенка вблизи Ла-Грейнджа, штат Техас. В Канаде он утвердился как завзятый и агрессивный педофил. В одном из случаев он представился родственником и заманил семилетнего мальчика и его пятилетнюю сестренку в большой парк близ Монреаля. Детей Шук пять дней продержал в номере пригородного мотеля, где привязывал их к кроватям, надевал капюшон и регулярно обоих насиловал. Детишек он фотографировал и вел дневник, подробно описывая, как он удовлетворял свои желания, прежде чем бросить их в номере.
Спустя два года в Торонто он попался троим студентам, заставшим его за изнасилованием пятилетнего мальчика в уединенной рощице. Мальчика Шук несколькими часами ранее похитил в метро Торонто у невнимательного дедушки.