Если б я был русский царь

Мы все во времена СССР изучали историю как смену общественных формаций. Итог классовой борьбы. Результат выхода на историческую арену масс. Религиозные течения и смены династий, появление и исчезновение на карте государств, великие географические открытия и революции, две мировые войны и война «холодная» всем этим набором терминов, напоминавшим средневековую схоластику, и объяснялись. Вскользь упоминался фактор личности в истории – где-то на периферии сознания он и застрял. В литературе все было иначе. Дюма и Пикуль были интересны, ничего о классах, массах и формациях не сообщая. Зато их книги были полны истории и личностей, которые ее творили. Понятно было, что подвески королевы и отношения Бэкингема с Ришелье не являлись главным фактором, сыгравшим роль в судьбе гугенотов Ла-Рошели, не говоря уже о британско-французских отношениях в целом, но смутное подозрение, что одними лишь марксистско-ленинскими заклинаниями в истории не обойтись, терзало души школьников и студентов. Автор подозревает, что и большинства преподавателей тоже.

Знакомство с тем, что происходит в кулуарах мировой и отечественной политики, лишь укрепило его в этих подозрениях. Роль личности в истории оказалась куда более значительной, чем можно было предположить, исходя из тех теорий, которые в СССР считались догмой. В конечном счете оказалось, что кроме личностей в истории на тот период, который человеку отпущен в его краткой жизни, ничего и нет. Какие массы, если американский президент – не растерянный идеалист Джим Картер, а жесткий Рональд Рейган? Британский премьер-министр – не Уинстон Черчилль с его бульдожьей челюстью и таким же характером, а Клемент Эттли, полностью оправдывавший характеристику «овцы в овечьей шкуре»? Лидер Китая – не Мао Цзэдун с его «большим скачком» и «культурной революцией», а Дэн Сяопин, прагматик и стратег? От личности лидера зависит не просто многое, но порою все. Как и он сам зависит от своей команды. История России в этой части ничем не отличается от мировой.