Если б не было тебя...

Надежда Волгина ЕСЛИ Б НЕ БЫЛО ТЕБЯ…

Пролог

— «Унылая пора, очей очарование…» Классики — они такие романтики! Вот и Пушкин был таким же… Не вижу очарования в этом проливном дожде. На меня он навевает тоску и скуку!

Влад отвернулся от окна, но сначала опустил жалюзи. Андрей даже позы не сменил — как сидел в кресле нога на ногу, почитывая газету, так и продолжал сидеть. Разве что, потянулся к чашке и отхлебнул остывшего чая.

— Да-да, я знаю, что ты любишь осень, — усмехнулся Влад. — А вот я ее терпеть не могу. По мне, так уж лучше зима с трескучими морозами — она ведет себя честнее. И что ты там такого интересного вычитал, что даже с другом поговорить не хочешь?

Влад приблизился к приятелю и опустился в соседнее кресло.

— Статистикой интересуюсь, дружище, — выглянул Андрей из-за газеты.

— Статистикой чего?

На второй вопрос друг и по совместительству сослуживец отвечать не торопился. Он аккуратно свернул газету и положил ту на журнальный столик, а потом без тени улыбки посмотрел на Влада.

— Нашей статистикой — института брака. И знаешь, что? Она ужасна, дружище.

— Прямо ужасна? — усмехнулся Влад.

— Прямо ужасна. Больше половины браков заканчиваются разводами, — кивнул Андрей.

— Ну наешь… я тут точно не причем, — развел руками Влад.

— А кто причем? Это же твоя прямая работа. Именно твое отделение сочетает пары браком.

— Это просто работа, друг…

— Да понятно, что работа. И я тебя сейчас не осуждаю. Все мы стремимся повысить свои показатели, увеличить число брачующихся…

— Получить премию, — встрял в монолог друга Влад и для пущей важности выставил указательный палец.

— …Но, как же любовь? — пропустил Андрей его фразу мимо ушей. — В браке она обязательна!

— Я тебя умоляю! — возмутился Влад. — Откуда возьмется любовь, если куча народу женятся или по залету, или по расчету, или по еще какой-то другой необходимости? Какая там может быть любовь?

— Но так нельзя. Институт брака в один день может просто рухнуть. С людьми нужно проводить воспитательные работы.

— Издеваешься? — рассмеялся Влад. — Где я тебе возьму столько сотрудников? Мое отделение и так едва справляется с нагрузкой. Да и бывает, что двое любят друг друга, а через годы наступает осознание. И они понимают, что заблуждались или охладели… Или наоборот, если мы будем вмешиваться в отношения каждой пары, то мое отделение рискует остаться без работы.

— А то, что люди несчастны, тебе, значит, не волнует? — усмехнулся Андрей.

— Ну а почему это должно меня волновать? Как там говорится — стерпится слюбится? Ну вот… многие ведь притираются друг к другу. И вообще, я ухожу в отпуск! — счастливо потянулся Влад. — Кого-то назначат моим заместителем. Вот к нему и приставай.

— Значит, придется пристать к самому себе, — рассмеялся Андрей.

— Ты это о чем?

— На время отпуска Михаил назначил меня на твое место.

— Подожди-ка, — нахмурился Влад. — Он что, считает, что я плохо работаю?

— Нет. Он считает, что отдых пойдет тебе на пользу.

— Ну все, — совсем приуныл Влад. — Прощай моя премия. Ты же испортишь мне всю статистику!

— Зато я хоть кого-то сделаю счастливым.

Глава 1

Диана.

— Етишкин корень! Ольховская! Ну что вы творите?! — подтянутый пожилой мужчина снял очки, достал из нагрудного кармана щегольского бежевого пиджака платок и методично принялся протирать стекла, периодически увлажняя их собственным дыханием.

В просторном классе повисла тишина. Лишь легкое поскрипывание от трения платка о стекла нарушало ее. И из тщедушной груди мужчины изредка вырывались горестные вздохи. Настолько горестные, словно он понес тяжелую утрату. И на собеседницу он бросал жалостливо-укоризненные взгляды.

— Что вы исполняете, Ольховская? — уже заметно спокойнее, но не менее грустно поинтересовался он.

— Дон Жуан.

Невысокая девушка вытянулась перед ним по струнке, опустив и скрестив перед собой скрипку и смычок. Непослушные рыжие кудри нахально лезли в ее веснушчатое лицо, щекоча то. От этого курносый нос девушки слегка морщился. Она тайком сдувала пряди, невольно откидывая голову назад. На пожилого же профессора виновато смотрела серо-синими с зелеными прожилками глазами. Ей было очень стыдно! Просто ужасно! Но и ничего сказать или сделать в собственное оправдание она не могла.

— Вы играете пиццикато! — профессор поднял указательный палец.

К этому моменту очки уже вернулись на переносицу, а мужчина перестал близоруко щуриться.

— Пиццикато! — потряс он пальцем в воздухе, и получилось это у него довольно грозно. — А что такое пиццикато? Ответьте, Ольховская!

— Это такой прием игры на смычковых струнных инструментах, — заученно ответила девушка, виновато отводя взгляд от пылающего осуждением лица профессора.

— Это волшебство, Ольховская! — громыхнул, став неожиданно сильным, голос профессора. — Понимаете? Волшебство! Это то, что придает музыке таинственный прозрачный колорит. Это же музыка, Ольховская! Музыка, что создана ласкать и ублажать слух, а не травмировать его дилетантством. Что вы рвете эти несчастные струны, право-слово.