Если бы…

Опускается перед ней на колени, дружелюбно протягивает руку.

– Привет, я Егор, а ты кто, принцесса?

– А я Наталья, – надувает позерски мордашку. – Андревна… – добавляет с напускной важностью. И при другом раскладе я бы прыснула, но сейчас вот это ее «Андревна» почему-то режет меня больно по сердцу, громко падает булыжником на каменный пол перед нами, отбивая неприятным эхом в ушах.

Он поднимает на меня глаза, все еще сидя на корточках, и повторяет многозначительно: «Андревна», значит…»

– Какая встреча, да? Ты куда летишь в канун Нового года-то? –спрашивает. – Время есть? Хоть кофе бы выпили. Живем в одном городе, и ни одной встречи за столько лет, хоть по одним и тем же улицам ходим, а тут… В аэропорту… Тридцать первого декабря… Нарочно не придумаешь…

Я растерянно смотрю на часы. Прекрасно я знаю, что время есть, делаю это нарочно, чтобы дать себе пару лишних секунд – решить, идти мне пить с ним кофе или нет…

– Да я в Москву… Рейс в 18:30. А ты?

Он присвистывает.

– Вот же ж совпадение… И я в Москву… У меня пересадка там, в Мексику улетаю на праздники. Отдохнуть хочу… А ты что? Не дома… Оливье не нарезаешь и холодцы не заливаешь своему… Андрею…

Я опускаю глаза, невольно прикусывая губу. Потом снова поднимаю.

– Он в Москве по работе… К нему летим… Отметить…

– По работе… – повторяет он, не отрывая от меня глаз. Все такие же проницательные… Все видят, ничего от него не утаить…

– Пойдем в бизнес-зал, что ли… Посидим… Если билет эконом, доплачу за вход, – говорит, хватая свою сумку «Луи Виттон».

– Да у меня тоже бизнес, пойдем…

Он почему-то усмехается и кивает.

* * *

Поднимаемся по скользкой мраморной лестнице вместе. Я буравлю ее глазами, разглядываю тонкие черные витиеватые капилляры на серой поверхности… Каждый из нас в своих мыслях… Да только и я, и он знаем, что это за мысли за такие… Оба думаем сейчас об одном… О прошлом… О юности… О нас… О том, что было и чего быть не могло… Чего не получилось… «Если бы»…

Кого он увидел сегодня вместо той веселой девочки с веснушками на щеках и вечно обветренными пухлыми губами? Щеки мои увидел скуластые с филлерами для того, чтобы овал лица был более модным, искусно созданный консилером и хайлайтером ровный тон кожи, ногти наманикюренные вместо вечно обгрызенных и слоящихся, как было тогда… А я что увидела? Пузцо чуть заметное его… Второй подбородок еле проступающий, но заметный, когда он улыбался или нагибался, тоненькую сетку морщинок, собравшихся у глаз, небольшую залысину на затылке…

Наверное, эти уродливые изменения в нас – это хорошо… Без всех этих фильтров и ретуши – снаружи и внутри… Не так больно сейчас смотреть в глаза друг другу и признавать, как ошиблись… Как зверски ошиблись, разойдясь по глупости… Из-за детской импульсивности и неопытности… А осознание все равно накатывает, потому что я смотрю на это его пузцо, морщинки и залысину – а вижу все равно пронзительно чистую лазурь глаз и нежную беглую улыбку… Для меня Он все равно самый красивый мужчина на свете. Вот такая правда… Хоть бы и он видел что-то хорошее… Если что-то вообще было… Если что-то осталось…

Садимся за один из столиков. Я снимаю шубу, мысленно радуясь, что вниз надела выгодно подчеркивающую хорошо сохранившуюся фигуру сорочку и джинсы. Выгляжу дорого. Научилась за годы… Вкус у меня был не очень, Андрей всегда ворчал и был недоволен, стоило нам куда-то собраться в свет, всегда уничтожал все мои креативные порывы своей хлесткой критикой. Так я научилась золотому правилу – минимализм спасает даже в самых неоднозначных ситуациях. Не умеете одеваться – ограничьтесь беспроигрышными вариантами: черное платье без вычурных украшательств, изящные лодочки телесного цвета, что называется, «подо все», предпочтение натуральным тканям и изысканной классике… Вижу, он ненароком разглядывает меня, как и я его…

Нервничаю. То и дело беру потными ладонями телефон в руки, нажимаю на разблокировку, чтобы тут же снова заблокировать…

Натуська тут же уносится в детскую игровую, даже не подозревая, как мы оба облегченно выдыхаем, что есть хотя бы пара минут поговорить…

– Сколько ей? – провожает дочку задумчивым взглядом Егор.

– Пять…

– Всего пять? То есть ты у нас молодоженка, всего пять лет в браке… – поднимает глаза, улыбается с интересом. Ждет от меня ответа…

– Пятнадцать, Егор… Просто… Долго не решались на детей… Для себя пожить хотели, – невольно отвожу глаза, и он понимающе кивает… Не знаю, что он там понял, но главное, чтобы не правду…

Не хочу я, чтобы он знал этой правды… Что десять лет бегали по врачам, церквям, гадалкам, ворожкам… Что три попытки ЭКО было неудачных… Что гормонов выпила столько, что хватило бы на целый роддом… Это все мое… Женское… Той женщины средних лет с филлерами в скулах, которая сейчас сидит перед ним с платочком «Шанель» на шее, а не веселой Ленки из общежития с веснушками на щеках, которая читала ему стихи на Воробьевых горах в двадцатиградусный мороз, заливаясь хохотом от того, как валил пар изо рта на строках

«Ты снилась мне беременной, и вот,

Проживши столько лет с тобой в разлуке,

Я чувствовал вину свою и руки,