Если бы

— О тех подвигах, гнида, которыми ты разрушаешь чужие жизни, влезая в них своими мерзкими вонючими руками. — сказал Филимон и, ухватив своего собеседника за шиворот, поволок его к письменному столу. Молодой человек снова затрясся и снова принялся скулить и громко всхлипывать. Филимон швырнул его в шикарное крутящееся кресло, обтянутое натуральной кожей. Юноша вжался в спинку, прикрывая голову руками. «Ну, что за м..к?» — брезгливо глядя на скорчившегося на сидении парня подумал Филимон. На столе в специальном лотке лежала явно очень дорогая бумага. Зачем она была нужна владельцу квартиры и самого стола Филимону было непонятно. Явно сей представитель золотой молодежи последний раз в своей жизни писал еще учась в школе и то только похабные слова на стенах школьных коридоров. Но бумага была как нельзя кстати. Филимон облегчил задачу трясущемуся хозяину всей этой шикарной обстановки. (Куда ни глянь все было очень-очень дорогое. Ручная работа. Естественно все только натуральное. Это ж представить невозможно, что бы молодого говнюка окружала какая-нибудь синтетика или, не дай бог, ДСП). Взяв пачку бумаги Филимон сунул ее под нос богатенькому Буратине.

— Пиши урод. И останешься жить. — предложил Филимон небогатый, но очень понятный выбор.

Парень затряс головой, подтверждая, что он всегда готов сотрудничать. Боязливо оглянувшись и покосившись на Филимона он плаксиво спросил:

— Вы меня не убьете?

Филимон улыбнулся.

— Конечно, ублюдок, я тебя не убью. — почти ласково сказал он. — Ты напишешь то, что мне нужно и я уйду, а ты будешь дальше разрушать судьбы ни в чем не повинных людей, живя своей бессмысленной никчемной жизнью паскудной падали.

Он вставил в трясущуюся руку золотой «Паркер» и сел на край стола наблюдая за новоявленным сочинителем немигающим взглядом. Ручка мелко дрожала в непослушных пальцах. Молодой человек взял лист бумаги и в нерешительности застыл. Видимо со времен, когда он писал матерные слова на школьных стенах он подзабыл, как вообще это делается.

— Пиши! — рыкнул на него Филимон. Возможно ему стоило бы стать педагогом, потому, что трясущаяся рука забегала по бумаге, выводя корявые, но вполне читаемые буквы.

Филимон спрыгнул со стола и подойдя к разошедшемуся писателю положил руку ему на плечо. Тот вздрогнул, втянув голову в плечи. Рука замерла над бумагой.

— Меня интересует все, что ты сделал уже после того как перестал подглядывать за учительницей в школьном туалете. То есть младенчество и учебу в школе можешь пропустить, хотя не сомневаюсь, что ты и тогда был мерзкой маленькой паскудой. — Филимон наклонился и приблизил лицо почти вплотную к бледному лицу с выпученными от страха глазами. — И еще. Ты должен написать про все свои делишки. Не советую пропускать, что-то. И ты подробно напишешь про участие твоего папаши в каждом из этих эпизодов твоего богатого жизненного пути. Ты понял?

Молодой человек замер, глаза его еще сильнее расширились, рискуя и вовсе покинуть глазницы.

— Я не могу. — прошептал он. — Он меня убьет. Он может. Он обещал.

Филимон сжал его плечо.

— Поверь. Даже самый равнодушный отец, ненавидящий своего сына не сделает с тобой того, что сделаю я. — он слегка кивнул, как бы говоря, можешь даже не сомневаться мне можно верить.

Парень тоненько протяжно завыл. Филимон хлопнул его по плечу.

— Пиши, время-то идет, а тебе еще писать и писать. И учти, если ты чего пропустишь или мне не понравится как ты написал и я решу, что ты что-то скрыл, это будет стоить тебе пальца. Каждый раз когда ты напишешь неправду, а я это сразу пойму, будь уверен, я буду отрезать тебе по пальцу. Но ты не волнуйся, я буду отрезать их с левой руки, так, что писать ты сможешь.

Спустя два с половиной часа Филимон бегло просмотрел каракули новоявленного драматурга. Тут было много всего, гораздо больше чем в милицейских отчетах, найденных Филимоном. Тут присутствовало и групповое изнасилование, и жестокое избиение, и разгром дома ветеранов и еще по мелочи, вандализм, хулиганство и т. д. Если бы автора этих строк, привлекли к ответственности за все, что он натворил, то его закрыли бы на зоне до конца жизни и еще осталось бы пол срока не отсиженных.

— У меня остался один последний вопрос. — обратился Филимон к хозяину квартиры, находящемуся уже в состоянии близком к психическому расстройству.

— Зачем нужно было убивать Сергея Кречетого, которого и так уже осудили за твое преступление?

Как бы ни плохо на этот момент соображал хозяин квартиры, он все же понял, что тот мужик с места аварии чем-то важен для его страшного гостя. Он испуганно покосился на своего мучителя. Тот смотрел очень пристально и его холодные глаза сейчас напугали юного мерзавца еще сильней, чем за все время прошедшее с того момента как его жизнь этой ночью превратилась в один сплошной кошмар. Эти глаза были безжалостны, в них притаилась смерть, причем его смерть.

Молодой человек попятился назад. Лицо задергалось, слезы покатились из глаз. Он тихо-тихо заскулил.

— Скажешь правду и я оставлю тебя в живых. — сказал Филимон.