Если бы

— Вон! — заорал Федор Борисович. — Пошел вон!

Света вытаращила глаза, а ее воспитанник ухмыльнувшись спросил:

— Вы, что-то имеете против заветов Ильича?

Федор Борисович почувствовал как испарина покрывает его лоб, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Володя, выйди пожалуйста. — тихо сказала Света. Телянин пожал плечами и вышел.

— Федор Борисович! — голос Светы звучал сердито. — Вы понимаете, что это ребенок! Так нельзя! Вы не имеете права так вести себя с детьми.

— Это не ребенок! Это чудовище! — стараясь не сорваться на крик прошипел начальник лагеря. И завтра же его здесь не будет. Ясно Вам, Светлана!

— Не думаю. — сказала она, стараясь говорить спокойно, хотя этот идиот «Колобок» ее уже достал. Как можно было назначить для работы с детьми такого придурка?

Федор Борисович подошел к девушке своей мечты, так вероломно вставшей на защиту маленького мерзавца, вплотную.

— И что же, скажите на милость, помешает мне отправить этого наглого щенка домой? А?

Света с отвращением смотрела на толстое потное лицо со злобно сверкающими маленькими глазками. Пересилив себя она улыбнулась Федору Борисовичу самой обворожительной улыбкой.

— А Вы знаете кто у него отец?

Федор Борисович чувствовал себя несчастным. Нимфа его предала. Мерзкого маленького засранца выслать из лагеря нельзя. Даже то, что он главный его уже не радовало. Что толку быть главным, если любой сопляк может посмеяться над тобой. Если вместо заслуженного уважения получаешь пренебрежение и насмешливое шушуканье за спиной. Даже прозвище ему дали унизительное «Колобок». Подумаешь, что он не очень высокий. Ну и что. Зато во всем остальном он вполне очень даже. Мать всегда говорит, что он красив благородной, аристократической красотой. Настроение было хуже некуда. Но спустя некоторое время Федор Борисович успокоился. Скоро ведь конкурс. Их лагерь должен победить. С любовью не вышло, так пусть разжалованная нимфа хоть для дела постарается. Подготовит все как надо. А, что бы ничего не сорвалось, он выделит часть своего драгоценного времени и сам за всем проследит. Федор Борисович, буквально воспрянул духом.

Придя на следующий день в зал, где проходила подготовка к конкурсу, Федор Борисович обнаружил, что бывшая нимфа вообще ни на, что не годится. Каждый делал, что хотел. Один участник читал какие-то дурацкие стихи. На вопрос Федора Борисовича, что за ерунда и пошлятина для такого ответственного мероприятия Тихонова возмущенно сказала:

— Это сонет Шекспира, Федор Борисович.

— Не надо меня учить. — махнув рукой, сказал начальник лагеря. — Я, между прочим, Светлана, тоже человек образованный. Никаких сонетов. Я долго думал и решил, что никакой отсебятины не будет. Дети споют какую-нибудь патриотическую песню. А потом будет «Буревестник». По ролям, так сказать. Должно отлично получится. Очень подходящая вещь и полностью соответствует политике нашей партии.

Света смотрела на начальника лагеря круглыми глазами.

— Федор Борисович, это же конкурс талантов. Каждый должен себя сам проявить. — тоном матери, объясняющейся с неразумным ребенком, сказала она.

Федор Борисович снисходительно посмотрел на нее. Глупая пустышка. Как он мог подумать, что она нимфа.

— Не надо, Светлана. Если талант есть, он и так проявится. А никакой самодеятельности нам не нужно. Приедут товарищи из райкома. Все должно быть как положено. Думаете комиссии райкома понравятся сонеты Шекспира. Нет. Буревестник. Вот то, что нужно. И им, и нам.

Выстроив отряды по обеим сторонам дороги ведущей к лагерю, Федор Борисович с торжественным видом стоял перед воротами в ожидании товарищей из райкома. Вот, наконец, вдали на дороге показалась черная волга.

Федор Борисович шагнул вперед, радушно улыбаясь и готовясь радостно приветствовать солидных дядек из серьезной парторганизации. Дверца машины открылась и взорам всех собравшихся явился один единственный райкомовец, причем не намного старше вожатых и совершенно несолидно выглядящий, скорее как кинозвезда, нежели как серьезный ответственный человек.

Света радостно улыбнулась. « Уж этот просто умрет от счастья, увидев твоего Буревестника» — злорадно подумала она.

«Этот оценит Буревестника!» — довольно ухмыльнулся Вован, слегка толкнув плечом друга Серегу и подмигнув ему, мол вот повеселимся.

«Какая миленькая. — глядя на Свету подумал райкомовец. — Ну ладно. Ради такой можно и дурацкий конкурс посмотреть. А начальничек у них тот еще. Прямо на лице написано, что полный кретин».

«Может пусть свои сонеты читают. — уныло думал Федор Борисович. — Этот самовлюбленный комсомольский вожак точно в искусстве ничего не понимает и не оценит всей глубины замысла. Господи, ну неужели нельзя было нормального кого-то прислать.» Федор Борисович совсем скис. Грамота за конкурс, буквально ускользала из рук.