— Было дело, — согласился Кельнмиир. — Но я это я, и проигрыш схватки со мной не показатель их слабости. Были и другие сражения, в которых участвовали лишь мои ученики, и они тоже побеждали. Так что на данный момент мне он кажется наиболее слабым. Хотя... что такое слабость в сравнении со способностью выдерживать дневной свет.
Я понял почти все, что он сказал, но кое-что все же не давало мне покоя.
— Скажите, — спросил я. — Вы ведь говорили, что правящий клан самый слабый, ну кроме Нооса?
— Так и есть, — кивнул Наставник.
— Но вы же сказали, что вы не показатель их слабости. Почему?
Кельнмиир улыбнулся, обнажив свои белые клыки.
— Сила вампира измеряется не только временем, проведенным в тренировках, или врожденными способностями. Оно зависит и от ряда других факторов. Основной — продолжительность жизни...
— И Кельнмиир, как я слышал, один из старейших вампиров! — слегка сорвавшимся от радости голосом выкрикнул Кей.
Ромиус укоризненно посмотрел на своего протеже, но тем не менее согласно кивнул.
— Кельнмиир, — Ромиус слегка поклонился Наставнику, — старше почти всех вампиров втрое. А меня...
— Раз в пятнадцать, — подсказал Кельнмиир.
— И это при моих двухстах годах от роду, — согласился Ромиус.
— Скольких?! — переспросил я.
Вообще-то я заподозрил нечто подобное, когда узнал об Ассамблее Ремесленников, длящейся три месяца. Причем это считалось чем-то совершенно обычным, когда порой за решением какой-нибудь особо сложной задачки (вроде очередного спасения мира) они просиживали год-другой.
— А сколько тебе лет? — повернулся я к Кею, когда на мой риторический вопрос никто не ответил.
— Пятьдесят шесть, — ответил Кей. — А что?
— Да нет... — протянул я. — Ничего. А мне всего двадцать с небольшим.
— И что? — На меня удивленно уставились все трое.
— Ну... — Я попытался собраться с мыслями. — Если Кею пятьдесят, а он выглядит как я, то получается, что дети у вас должны расти медленнее. И это получается, что я сейчас для вас по возрасту должен быть на уровне ребенка.
Все трое рассмеялись.
— Откуда ты такое взял? — отсмеявшись, спросил Ромиус.
— Ну... — Я смутился. — Как выглядит у вас человек двадцати лет?
— Так же, как и ты, — ответил он.
— Но ведь Кей тоже выглядит как я.
— Ну да, — согласился Кей.
— Я ничего не понимаю, — вконец запутался я.
Ремесленники переглянулись, словно родители, умиляющиеся наивности пятилетнего ребенка.
— Чего ты не понимаешь? — чересчур мягко спросил Ромиус.
Впору было взбеситься, но толку от этого все равно было бы немного, поэтому пришлось вздохнуть и напрячь мозги. Не хотелось мне почему-то выглядеть полным дураком перед этими людьми. Я все-таки здесь единственный представитель своего мира...
Получается, что у них человек до двадцати лет растет как обычный житель моего мира, а потом его биологические часы замедляют свой бег и время существенно растягивается. Хмм… здорово вообще-то, получается — основную часть жизни жители этого мира проводят в двадцатилетнем теле.
По-другому быть не может.
Значит, по их мнению, я совершенно нормальный человек и практически ничем от них не отличаюсь. Самое время их удивить.
— Понимаете, — слегка виноватым голосом начал я. — В моем мире человек едва ли доживает до восьмидесяти лет. К пятидесяти годам он уже теряет... товарный вид, а к шестидесяти выходит из дома только на редкие утренние прогулки.
— Ну, у нас, предположим, тоже не каждый доживает до четырехсот лет, если он, конечно, не вампир, — покосился на Кельнмиира Ромиус. — Но до такого не доходит. Да в восемьдесят человек только начинает жить! Как же вы смогли достичь такого прогресса, о котором ты рассказывал? Наверное, все человечество у вас живет очень сплоченно?
Смеялся я минут пять. А когда отсмеялся, долго соображал, как бы объяснить причину своего смеха. Потому что смех смехом, а ведь все это грустно...
— Увы. Двигателем прогресса в нашем мире является как раз не сплоченность, а, наоборот, разобщенность: гонка вооружений, войны, мелкие стычки, политические интриги. Все что угодно, только не сплоченность.
— Ужас какой, — подал голос до этого молчавший Кей. — Вот я все слушаю и слушаю... А зачем тебе туда возвращаться, а? Ну прожил бы ты там свои оставшиеся шестьдесят лет, ну и что? А у нас ты бы мог прожить в три раза больше и наверняка чувствовал бы себя лучше. Войн и политических интриг у нас и своих, конечно, хватает, но почему-то мне представляется, что наш мир куда приветливей вашего.
— Знал бы ты, насколько прав, — вздохнул я. — Не просто приветливее, а в сравнении с нашим он просто идеален.
— Ты еще не все знаешь, — покачал головой Кельнмиир. — Узнай ты наш мир получше, так говорить не стал бы.
— А уж если бы вы узнали мой мир получше... Ладно, не будем о грустном. Кстати, — я посмотрел на Кея, — а с чего ты решил, что я здесь проживу в три раза больше? Я же не житель вашего мира.
— Ты — нет, а Вельхеор — да. А ты в теле Вельхеора, — усмехнулся Кей.