Если бы я не был русским

Со времени посещения и изгнания Жорки из Нониной квартиры прошло кое-какое время, изменившее жизнь и облик действующих лиц этого тандема. Жорка женился, меньше попадался на глаза, а если всё же попадался, вежливо кивал головой или ронял «Привет», чего в первые дни после несостоявшегося сеанса любви с ним не случалось. Тогда он угрюмо смотрел мимо неё в пространство, и только рука, всякий раз самопроизвольно поправлявшая красный галстук в разлёте чёрного пиджака, выдавала его неспокойное напряжение. Но что ей этот Жорка теперь — напоминание о беспечном прошлом, к тому же не очень приятном, как от него пахло то ли борщом, то ли пирожками с мясом, и даже выпитая им почти бутылка коньяка не перебила этот кухонный запах. Очень приятно заниматься любовью под такое благоухание. Она была тогда свободной, как кошка в лунную майскую ночь. Смеялась над своей замужней сестрой, которая вроде бы выходила по любви, а теперь встречается сразу с двумя мужчинами и вечно в проблемах: где, когда, как бы не увидели вместе. Тоска. Она плевала тогда на мужчин, предлагавших ей руку, сберкнижку и даже кооперативную квартиру. А плюнула бы она сейчас, после этой истории с Николаем?

Но как давно всё это было, несмотря на то, что календарных месяцев прошло не так уж много. До какого-то момента жизнь казалась неизменной в своем субстанциональном качестве, но вдруг это качество и сама субстанция резко изменились. Её, как лошадь, ходившую по кругу любовных приключений, выбила из этого круга любовь к Николаю. Он сильно отличался от предыдущих её поклонников культурной сдержанностью речи и поступков, загадочностью и, по сравнению с Ноной, вежливой дисциплинированностью. Офицер, а Николай был офицером, по Нониным представлениям мог быть только таким. И когда она пела под гитару белогвардейские романсы, то благородный и страдающий герой их ассоциировался у неё только с Николаем. Из-за него она даже серьёзно повздорила с Вадиком, её единственным другом, с которым, кстати, никогда не лежала в постели, потому что с ним было хорошо и без этого. Вадик как-то увидел её с Николаем, бывшим в форме, и потом недели три не появлялся, как будто умер. Она думала, что он ревнует к их с Николаем любви и не очень беспокоилась, но потом позвонила ему и спросила, в чём дело, почему он не приходит?

— Боюсь стать стукачом, — ответил он.

— Что за чушь, о чём ты? — удивилась Нона.

— Как о чём? Ты связалась с МВДэшником, а это знаешь, что за фрукты?

— Фруктом может быть кто угодно, но не Николай. Ты его не знаешь.

— А мне его знать и не надо. На эту службу случайных людей не берут, а только специальных, пропущенных через десять сит. Кем он, например, служит?

— Не знаю, мне он ответил, когда я спросила, что это тайна.

— Тайна? Знаю я эти тайны. С меня в армии тоже брали клятву в неразглашении военных секретов, а когда я пытался выяснить, в чём же секрет оборудования и техники двадцатипятилетней давности, стоявших на нашей станции, то мне ответили, что в этом и состоит секрет, чтобы враг не знал, что у нас такая дряхлая техника. Из-за таких вот секретов потом и приключаются истории вроде той, что произошла в прошлом году на Красной площади, когда афганский лётчик беспрепятственно пролетел на спортивном самолете от Афганистана до Москвы и сбросил бочку с дерьмом на мавзолей.

— Но при чём здесь Николай?

— А всё при том же. Скрывает какую-нибудь дряхлую технику, но не радио, а например, допросов. Она у них как раз на средневековом уровне.

Короче, слово за слово они поругались. А Ноне было всё равно, кем служит Николай. И она не верила доводам Вадима, потому что он элементарно ревновал.

А потом Николай надолго исчез, едва предупредив её, что едет в командировку. Она не особенно беспокоилась, только скучала, когда вдруг позвонил его приятель и сказал ей, что Николай погиб в какой-то закавказской республике во время межнациональной заварушки. Сначала она молчала и плакала целый день, затем начала думать, потом встретилась с позвонившим ей офицером и, делая вид, что Николай делился с ней всем, что у него было за душой, попросила рассказать подробности его гибели. Тот рассказал, как её возлюбленный на бронетранспортёре, сбивая с ног и давя всех, кто попадётся на пути, разгонял толпу «чурок», требовавших какого-то национального урегулирования и нёсших как знамя труп их убитого кем-то вожака.

— Когда их стали разгонять дубинками, они принялись осыпать нас градом камней и бутылками с бензином. Кто-то из этой сволочи, замеченный Николаем, угодил ему камнем в плечо, и он без щита с одной дубинкой кинулся в толпу за снайпером, где его и пырнули ножом. Хороший был Колька парень, но в нашем деле — главное осторожность, а он всегда первым лез.