Если бы меня спросили

— Убери это отсюда! — даже из своей комнаты Вадим слышал, как визжала его мачеха, словно ей в постель подбросили змею. — И не приноси в мою комнату эти цветы!

— Но их прислал Борис Викторович, — вяло оправдывалась домработница, втайне наверняка злорадствуя, — как я могла не принести.

— Их заказала его новая секретарша, а не Борис, — выдохнула Ольга Александровна, словно у неё больше не осталось сил спорить. — Просто убери. И не смей мне перечить.

Из окна Вадим видел, как женщина вынесла букет и бросила в мусорный бак, даже специально поднялся ради этого с кровати. Хотел пойти его достать и подсунуть этой твари в комнату, но подумал, что так поступил бы в шестнадцать лет, в двадцать шесть он просто усмехнулся и мысленно поздравил отца с новой секретаршей — ему уже нравилась эта девчонка.

Его отвлекло сообщение от его «ведьмочки», и через минуту он забыл и про цветы, и про отца, и про его жену. Снова запрыгнул под одеяло. Взял телефон.

За неделю они с ведьмой настрочили, как минимум том «Войны и мир» в переписке.

Ирка настрочила, Вадим чаще отправлял голосовые.

Она работала. А он… Чёрт, он тоже работал. Всю ночь, весь день. Да с таким вдохновением, что уже давно перестал от себя ждать. И точно не ожидал, что эта поездка перевернёт его жизнь.

Как бы пафосно это ни звучало, по ощущениям, так и было. Он засыпал с мыслями о ней, даже если она была рядом, и просыпался с улыбкой, потому что этот день снова подарит им встречу.

— Ты мне снилась, — сказал в динамик Воскресенский, сладко потянувшись.

«Ничего. Это отстирывается», — тут же ответила она.

Он засмеялся. Чёрт, это он должен её смешить. Он — заставлять смеяться. Но ей палец в рот не клади.

Пролистывая в кровати ленту новостей, он наткнулся на цитату: «Мне говорили для того, чтобы она влюбилась, я должен рассмешить её. Но каждый раз, когда она смеётся, влюбляюсь я. Бернард Шоу».

Он отправил цитату Ирке. И что ответила она? Прислала мем: «Удивляюсь, когда гости спрашивают: у вас есть туалет? О господи, нет! Мы срём в окно».

Может, противоположности и правда притягиваются?

Он обожал цитаты, умные книги, сложные фильмы, театр, драму, классику — весь этот нафталин, как говорила Нора.

— Господи, какой ты нудный! — каждый раз восклицала она, когда Вадим пытался с ней чем-нибудь поделиться. — Тебя спасает только то, что ты высокий и чертовски красивый. Не повезло бы тебе с генами, стал бы обычным умником-задротом, никому не нужным и неинтересным.

— Тогда хорошо, что мне повезло, — миролюбиво соглашался Вадим с этой сукой, которая всё в жизни измеряла только деньгами и материальным успехом.

Если выставка нашумевшая — она сходит, если на премьеру аншлаг — снизойдёт, если песня в списке хитов — послушает.

— И сколько продано экземпляров этой книги? — спросила она как-то в книжном магазине у писателя на автограф-сессии, рассматривая обложку.

— Ну, это, конечно, не библия, — ответил ей мужчина-автор, — и я, конечно, не Стивен Кинг, что однажды подписывал свои книги кровью, но разве ценность книги измеряется количеством проданных экземпляров?

— Конечно, — высокомерно отрезала Нора. — Если она в списке бестселлеров, в верхних строчках топа продаж, если её купили миллионы читателей — это хорошая книга.

— Мнение большинства всегда ошибочно, ведь большинство людей — идиоты, — процитировал ей Вадим Эдгара Аллана По, пытаясь сгладить неловкость.

— Всё это давно безнадёжно устарело, все эти твои Эдгары По, — скривилась Нора, небрежно бросила книгу на прилавок и вышла из магазина.

— «Моби Дик», что сейчас считается шедевром американской литературы, не был принят современниками, — пытался с ней спорить Вадим. — После разгромной критики книга про белого кита была забыта, как и её автор. Её оценили по достоинству только через восемьдесят лет, уже после смерти Германа Мелвилла.

— И кому интересен этот слабак, что не сумел раскрутить свою книгу при жизни, — хмыкнула она и примиряюще обняла Вадима. — Ты обижаешься, словно это касается тебя лично.

— Конечно, это касается меня лично. Создатель игры — это помесь писателя с художником, только со знанием программирования. Это чистое творчество. Я пишу истории, создаю персонажей, вкладываю душу, поэтому да, меня задевает, когда путают цену с ценностью, — развёл он руками.

Впрочем, это было бесполезно — что-то ей объяснять.

Они во многом были непохожи, по многим вопросам несогласны, но в Норе его завораживала нацеленность на результат, кипучая деятельность, энергия, даже одержимость, которая и его заставляла работать, стремиться, добиваться.

Что всё это в итоге вымотало его, обескровило и лишило сил на долгие месяцы, Вадим понял, лишь когда она ушла. Когда он остался словно высохший труп мухи, высосанный пауком без остатка в липкой паутине мнимых целей, ненужных ему проектов и чуждых жизненных принципов.