Если бы меня спросили

Ирка раскинула руки. Положила его голову на своё плечо. Погладила по спине.

Она ждала в спину оскорблений, визга, грубости. Но её триумф был молчаливым.

Ольга Александровна не произнесла ни слова. Только ручка заскрипела по бумаге, когда она поставила свою подпись.

— Я могу продать тебе её яйцеклетки, — вдруг сказала тётя Оля. Сухо, по-деловому. — Это обойдётся тебе дорого, но ты не бедный человек, Борис, потянешь.

— Сколько? — спросил Воскресенский холодно, освобождаясь из объятий.

— Ну, скажем, миллион долларов меня устроит.

Тут не выдержала Ирка. Её разобрал истерический смех.

— Вот ты тварь, — засмеялась она, а потом посмотрела на эту мерзкую бабу ненавидяще. — Десять лет брака, четыре беременности, но всё, о чём ты думаешь — как бы подороже продать единственное, что у тебя осталось. Десять лет жизни, в достатке, уважении и заботе, но всё, что ты можешь сказать мужчине, с которым их прожила — миллион долларов? Кроме этого, добавить нечего? — кривилась Ирка брезгливо.

— Ну почему же, есть, — усмехнулась тварь. — Я спала с его сыном. Спала тогда и спала сейчас. Он не особо разборчив, но молод, горяч и хорош в постели. — Она повернулась к Воскресенскому. — Ты думаешь, я не догадалась, что как только рожу, ты отберёшь у меня ребёнка и выгонишь? Только не говори, что у тебя и в мыслях не было так сделать.

— Было. Именно так я и собирался сделать. Это нетрудно. Тест ДНК и любой суд признает ребёнка моим, ведь он и был бы моим.

— Чёрт бы вас побрал! — взмахнула руками Ирка. — Наверно, вы стоили друг друга. Но я в этом больше не участвую, — пошла она к выходу, но на пороге повернулась. — Враньё! Она никогда с ним не спала.

— Я знаю, — ответил Воскресенский. — Поехали, нам тут больше нечего делать.

— А мой миллион долларов? — повернулась им вслед Ольга Александровна.

— Этот? — нагнулась Ирка за штору и показала ей контейнер. — Он у меня. Они оба у меня. А ты думала хитрее всех? — усмехнулась она.

У твари был вид, словно она подавилась косточкой. Не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть, медленно краснела, не сводя глаз с контейнера.

— Ты… — наконец прошипела она.

— Тварь и есть тварь, — посмотрела на неё Ирка.

Усмехнулась. И вышла.

— Это то, о чём я думаю? — закурил на улице Борис Викторович.

— Да, мой генерал, — отдала она ему честь. — Задание выполнено. Они у нас.

— Я же говорил, что женщину может понять только женщина, — затянулся он. Руки великого адвоката слегка подрагивали.

— Пожалуй, здесь не мешает навести порядок, — двумя пальцами, как дохлую кошку подняла Ирка жуткий коврик у двери и бросила в помойку.

— Пожалуй, ты бы стала хорошей хозяйкой этому дому.

— Не вы должны делать мне такое предложение, — усмехнулась она.

Он бросил под ноги окурок, раздавил.

— Не я. Но ты определённо лучшее, что случилось в моей жизни за эти десять лет. Я надеюсь, мои внуки будут похожи на мать.

Ирка засмеялась.

— Поехали, Викторович! Если что, я могу поселить вас на время у себя.

— Спасибо, милая, но думаю, я справлюсь. Я уже снял квартиру и вообще, — он развёл руками. — Я думал, жизнь закончилась, а она только начинается.

Он открыл для Ирки дверь. Потом сам запрыгнул в машину.

Жизнь и правда только начиналась, ведь впереди было лето.

Лето, которое, наконец, будет у них с Вадимом на двоих.

56

Ирка не думала, как ещё использовать ситуацию в свою пользу. Хотя могла бы, например, уволить Натэллу Юрьевну, даже надо было так сделать — предатель однажды, предатель навсегда — как советовал ей Север. И она могла бы, гордо заявив, что та выбрала не ту сторону и сделала ставку не на того человека, но не стала. Нельзя злоупотреблять расположением шефа, тем более у неё были просьбы куда насущнее.

— Можешь просить что хочешь, — сказал Воскресенский, не поднимая глаз от бумаг, когда Ирка выразительно покашляла.

— Вы сильно рискуете, Борис Викторович, делая такие заявления, — улыбнулась она.

— Ну я рисковый, да, что поделаешь, — посмотрел он на неё поверх очков. — Так о чём разговор?

— Дайте отпуск.

Шеф взмахнул руками.

— Как два перста оросить. Буду скучать, — ответил он и снова опустил глаза в бумаги.

— Нет, всё же он мечта, а не руководитель, — делилась Ирка с Севером, собирая чемодан.

Но Север не разделял ни её восторги, ни её радость.

— Зря ты отдала ему пробирку. Надо было подождать, когда он закончит хотя бы с одним из твоих дел, — сказал он ей прошлый раз. И они в итоге поругались.

— Фу! Какой ты мелочный, — как и прошлый раз, скривилась Ирка, но более миролюбиво. — Не закончит и не закончит, я ничего не теряю. А всякого, кто знает, как мне лучше, я записываю в блокнотик «расстрелять в первую очередь». Петь, он не из тех людей, что бросает слова на ветер.

— Может быть. Но ты вообще понимаешь, чем рискуешь? Что ты нажила себе врага. И очень опасного. Или думаешь эта тварь так просто успокоится?