Если бы мы были злодеями

– Я могу раскидать все роли чертовой пьесы здесь и сейчас. Завтрашние пробы ничего не изменят.

– Чушь собачья, – заявил я. – Я никогда не могу угадать, какая роль мне достанется.

Ричард лукаво усмехнулся и перевел на меня взгляд своих черных глаз.

– Это потому, что тебе роли назначают в последнюю очередь – впрочем, как всем отбросам.

– Тсс! – Мередит одарила Ричарда озорной улыбкой. – Ты сегодня Ричард или последний урод?

– Не слушай его, Оливер, – тихо произнес Джеймс.

Он сидел в дальнем углу, нехотя поднимая взгляд от блокнота. Джеймс всегда был самым серьезным студентом на нашем курсе.

– Вот, – заявил Александр, отсчитывая на столе десятидолларовые купюры. – Пятьдесят долларов.

– Зачем? – удивилась Мередит. – Хочешь приватный танец?

– Думаешь заняться стриптизом после выпуска?

– Выкуси.

– Попроси вежливо.

– Пятьдесят штук – для чего? – спросил я, желая прервать склоку.

Из нас семерых Мередит и Александр были самыми злыми спорщиками и испытывали извращенную гордость, ругаясь друг с другом. Дай им волю, они будут грызться всю ночь.

Александр постучал пальцем по стопке купюр.

– Ставлю пятьдесят баксов на то, что могу прямо сейчас назвать список актеров и не ошибусь.

Пятеро из нас обменялись серьезными взглядами, тогда как Рен продолжала хмуриться, посматривая на камин.

– Ладно, давай послушаем, – сказала Филиппа.

Александр выпрямился, откинул с лица непослушные кудри.

– Очевидно, Ричард будет Цезарем.

– Потому что мы втайне мечтаем убить его? – спросил Джеймс, с ухмылкой отрываясь от блокнота.

Александр хохотнул и добавил:

– Разумеется, Джеймс будет Брутом.

Любой из нас мог бы угадать это: Ричард всегда играл императоров, ну а Джеймсу доставались исключительно роли героев.

Ричард вскинул темную бровь.

– И ты, Брут?

– Sic semper tyrannis[6], – ответил Джеймс. – Долой тирана.

Александр повел рукой, указав сначала на одного парня, затем на другого.

– Именно, – продолжал он. – А я буду играть Кассия, ведь у меня амплуа плохого мальчика. Ричард и Рен не могут быть мужем и женой, поскольку это странно и противоестественно. Получается, что ты, Мередит, будешь Кальпурнией, Рен станет Порцией, а Пип снова придется переодеваться в мужскую одежду.

Филиппа – роль для которой оказалось подобрать сложнее, чем для Мередит, соблазнительницы, или Рен, инженю, – была вынуждена выступать на подмостках в амплуа травести, причем всякий раз, когда у нас заканчивались кандидаты на соответствующие роли. Что ж, обычная ситуация в шекспировском театре, где подавляющее большинство лучших ролей предназначено представителям «сильного пола», а основная часть талантливых актеров – женщины. Я считал, что вот оно – очередное свидетельство того, что Филиппа играет убедительно (вне зависимости от того, чья ей досталась роль), но она, похоже, не была с этим согласна.

– Убейте меня, – сказала Филиппа с лицом настолько бесстрастным, что невозможно было понять, шутит она или нет.

– Погодите, – начал я, не желая подтверждать гипотезу Ричарда о том, что в процессе распределения ролей мне всегда перепадали остатки, однако мучаясь от любопытства. – А как же я?

Александр прищурился, прикусив кончик языка, и принялся внимательно меня разглядывать.

– Возможно, Октавий. Тебе не дадут роль Антония… не обижайся, но ты не слишком видный. Антонием будет тот невыносимый третьекурсник. Как там бишь его?

– Ричард Второй? – предположила Филиппа.

– Tr`es amusant[7], – фыркнул Ричард. – Нет, Колин Хиланд.

– Потрясающе! – Я безнадежно уткнулся носом в листы бумаги с репликами Перикла, которые просматривал, кажется, уже в сотый раз.

Я лишь вполовину талантлив по сравнению с ними и потому обречен играть второстепенные роли в чужих историях. Часто я задавался вопросом, имитирует ли искусство жизнь или дело обстоит с точностью до наоборот.

Александр кинул деньги на стол.

– Пятьдесят баксов! – провозгласил он. – На только что озвученный список.

– Включая Колина в роли Антония? – Мередит.

– Да, включая Колина в роли Антония. Принимаешь? – Александр.

– Нет. – Мередит.

– Почему – нет? – Я.

– Потому что именно так все и будет. – Мередит.

Ричард издал горловой смешок.

– Остается только надеяться. – Он направился к двери и по пути наклонился, чтобы ущипнуть Джеймса за щеку.

«…Почий

Сном вечным, милый принц!»[8]

Джеймс отбросил его руку, шлепнув по ней блокнотом, а после этой импровизации вновь спрятался за своим бумажным укрытием. Мередит эхом повторила смех Ричарда и добавила:

– «Ведь ты самый горячий из глупцов, какие только сыщутся в Италии»[9].

– «Чума на оба ваших дома»[10], – пробормотал Джеймс.

Мередит вновь потянулась и, улыбнувшись, вскочила с дивана.

– Идешь спать? – спросил Ричард.

– Ну… после слов Александра все стало довольно бессмысленным.

Мередит не взяла ни свои книги, ни бумаги, которые были разбросаны на низком столике перед камином, оставив там же и пустой винный бокал с зацепившимся за край полумесяцем помады на ободке.