«В блиндаже комдива начался разнос. Отчитав без всякого стеснения генерала Киносяна за плохую работу штаба, упрекая его в том, что, наверное, немцы и кашу получают из котлов штаба армии с согласия беспечного начальника штаба, Гордов переключился на комдива, спрашивая и не давая сказать слова, почему ему не выгодно бить немцев. Неистово почесав внутреннюю часть ног, запустив руку в ширинку (он так поступал всегда, когда сильно возмущался), командующий переключил свой гнев на меня: «Вы, операторы, всё время болтаетесь по войскам, по крайней мере этого я от вас требую, при беззубом начальнике штаба. Почему вы смирились с таким безобразием?».
Толконюк пишет, что он несколько раз пытался уйти на нижестоящую должность, чтобы только не служить вблизи Гордова, но тот его не отпускал.
«Молокосос! — завопил генерал, дав волю нервам. — Из штаба ты можешь уйти только в штрафной батальон. Другого пути не будет! В штрафники могу составить протекцию, у меня на это и власти и воли хватит. Подумать только, Степан Ильич, — обратился Гордов с насмешкой к Киносяну, — он хочет быть начальником штаба дивизии. Губа не дура. Я ещё посмотрю, как он будет впредь работать. А начальником штаба батальона не хочешь? — резко обернулся ко мне разгневанный командующий. — Об этом можно подумать.
Оскорблённый таким оборотом дела, я вызывающе ответил: «Пойду и на штаб батальона… Хоть буду подальше от вас», — невольно вырвалось у меня.
— Нет, штаб батальона я тебе не доверю. Хотя и там я бы тебя нашёл. Не за горами.
Как-то вызвал меня Киносян и завязал спокойную беседу, почему-то сделав страдальческое выражение лица: «Я докладывал командарму, что ты стал за последнее время ещё больше, чем раньше, раздражителен, болезненно реагируешь на замечания и упрёки, свои суждения отстаиваешь, как непогрешимые. А ведь на начальство обижаться нельзя. Знал бы ты, сколько мне приходиться терпеть и сносить обид. Но ведь я не обижаюсь. Служба есть служба».
Я знал, конечно, что начальнику штаба с генералом Гордовым было нелегко работать, и сочувствовал ему. Но всё же возразил: «Любая служба должна быть разумной…» Но генерал прервал меня: «А хочешь знать, как на это среагировал командующий? Он сказал по твоему адресу: «Ничего, сломится. Не такие сламывались».
И вот то, что у Толконюка с Гордовым были паршивые отношения, делает, на мой взгляд, нижеприведённые воспоминания Толконюка очень достоверными. Напомню, что Чуйков и Рокоссовский между строк отметили, что Гордов трус и боится бывать на командных пунктах, расположенных вблизи передовой. Но это было летом 1942 года, когда Гордов командовал 21 и 64 армиями, а затем — Сталинградским фронтом. В августе его с этой должности сняли и, надо думать, и за трусость тоже. Снятие — это наказание, а наказание даётся для исправления. В октябре 1942 года Гордова назначают командующим 33-й армией, здесь с ним знакомится Толконюк, и оставляет о Гордове вот такие воспоминания.