Если бы не генералы!

Когда наступала осень и мужикам требовалось заняться сезонной работой, скажем, лесоповалом, они собирались в артели и избирали артельщика. Делали это так. Среди них были мужики, способные исполнять эти обязанности или уже исполнявшие их. Эти мужики объявляли, что они согласны стать артельщиками, и теперь к ним в артели записывались желающие. Кому не нравился этот артельщик, мог пойти к другому. Между прочим, артельщик обладал огромной властью, к примеру, по его приказу артель жестоко избивала любого члена артели, осмелившегося не выполнить распоряжение артельщика.

Точно так же формировали свои войска (свои банды) и немецкие бароны, впрочем, их так в Европе формировали все короли и князья. Но это и есть самые настоящие свободные выборы. Правда, чем крупнее государство, чем сильнее король, тем выбор атамана — того, под кем служишь, — хуже ощущается и осознается. Ведь присягу даешь королю, а служишь не непосредственно под ним, а под тем, кого король укажет. А у немцев, с их огромным количеством карликовых монархий (их в начале 19-го века было больше сотни) этот дух выборности атамана осознавался очень долго и теми, кто вступал к ним в компанию, и самими гауптманами. Вот немцам и удалось сохранить этот дух до 20-го века.

А у нас все было по-другому. Уже очень давно сначала великие князья, затем цари и императоры России были отцами народа. Одни это понимали, другие нет, но статус их в народе был именно таков. Однако народом считался, повторюсь, только собственно народ — крестьяне, купцы, священники. Дворяне народом не считались, и царь был не их отцом, а их хозяином, а они — его слугами. Официальное именование себя при обращении к царю было «сирота», если письмо царю писал, к примеру, крестьянин, и «холоп», если письмо писал дворянин.

Так и разошлись мировоззрения русских и немецких офицеров: в немецком понимании офицер — это атаман, а в русском понимании — холоп.

Немецкий офицер видел в себе лучшего воина банды, а русский — лучшего слугу начальству.

Последствия

Найдутся и те, кто скажут мне, что все это чепуха, не имеющая значения, что если такое и было, то было давно, и в наше время массовых армий это мировоззрение офицеров уравнялось во всех странах и никакого влияния на войну не оказывало. Как сказать! Вот давайте в качестве примера рассмотрим точки зрения советского и немецкого офицера на то, кто такой офицер.

В воспоминаниях маршала И.Х. Баграмяна, которые, повторю, в целом мне нравятся своей военной осмысленностью, меня покоробило такое предложение: «Части 31-го стрелкового корпуса генерала Н.В. Калинина попытались расчистить дорогу Военному совету и штабу (5-й армии — Ю.М.) , но на реке Удай не смогли преодолеть сильную оборону 4-й немецкой танковой дивизии». Кем, в понимании Баграмяна, являются Военные совет и штаб 5-й армии? Это цацы, которым воевать не надо, а их надо обязательно спасать. Баграмяну даже в голову не приходит, что если спасать, то спасать надо было не Военный совет и штаб, а 5-ю армию в целом, и в ее составе эти самые «части 31-го стрелкового корпуса». А кем, в понимании Баграмяна, являются эти самые «части»? Это быдло, которое обязано было сдохнуть, чтобы цацы могли спасти свои шкуры.

А вот эпизод из воспоминаний немецкого обер-лейтенанта Отто Кариусаа. Командир его роты фон Шиллер был трусом, и в результате произошел такой инцидент (выделено мною):

«Существовал приказ о том, что все при обстреле должны бежать в подвал дома. Этот приказ был совершенно оправдан, что подтвердил случай, когда русский снаряд упал с недолетом. Унтер-офицер из ремонтного взвода и ротный писарь были убиты осколками, когда направлялись в убежище, но не успели вовремя. Следовательно, предосторожность была совершенно необходима.

Однако фельдфебелей, которые спали в другой комнате, по соседству с нами, коробило, что командир всегда первым прыгал в подвал через дыру в полу, хотя такой спешки и не требовалось. Кроме того, в соответствии с воинской традицией командир должен думать о личной безопасности в последнюю очередь. Ротный связист, фельдфебель Шотрофф, в других случаях спокойный, надежный человек и образцовый солдат, сорвался, оскорбил фон Шиллера. Дошло и чуть ли не до рукоприкладства. Фельдфебель был взят под стражу как бунтовщик.