Ушел и не вернулся, как обещал. Я помню, в тот день тоже была сырая погода, осень моросила дождем, хлестала по щекам пронзительным ветром. Артем ушел, на прощанье поцеловал меня в макушку и пообещал навещать не реже, чем раз в неделю.
Ложь! За этот год он не появился ни разу. Ни разу!
Я только сейчас почувствовала, что продрогла в тоненьком джемпере и потертых серых джинсах. Вспомнилось, как провожала Артема с улыбкой, но уже тогда странная мысль закралась в голову. Я ведь еще тогда понимала, что Непогодин не вернется в интернат, не станет меня навещать, как обещал, и не встретит у проходной через четыре года, чтобы провести во взрослый мир. Я сразу поняла, что друг ушел из моей жизни навсегда.
Просто никак не хотела признаться даже самой себе в этом. Сейчас от осознания на сердце стало неимоверно тяжело и пусто.
– Вот ты где, Алексеева!
Я дергаюсь, оставляю болезненные мысли и встречаюсь с жестким взглядом серых глаз. В двух шагах, нагло скалясь, стоит Лидка Коровина и еще пару девчонок из ее шайки. Все они старше, выше и крепче меня, а также испытывают ко мне жгучую ненависть. Даже на расстоянии я чувствую ее противный привкус.
– Закурить не найдется? – противно хохочет Лида.
– Ты же прекрасно это знаешь! Я не курю.
Я решительно обхожу Лиду, направляюсь в сторону корпуса. Не успеваю сделать и пары шагов, как вскрикиваю и хватаюсь за голову. Кто-то грубо рванул за косу, заставив завалиться на спину.
– Куда? – шепчет Коровина, – Я не разрешала уходить, Алексеева.
– Пусти!
– Я тебе говорила, что ты еще свое получишь? – заговорщицки продолжает шептать Лидка. – Где твой защитничек? Нет его, – она давится смехом. – Никто тебе не поможет, Дашка, ник-то! Проси пощады!
– Не буду!
Резко сгибаю ногу и со всей силы ударяю пяткой по голени Коровиной. Та громко вскрикивает и от неожиданности разжимает пальцы. Кидаюсь наутек.
– Ах, ты сучка! – слышится за спиной. – Что уставились?! Держите ее!
Далеко убежать не удается, девчонки налетают все вместе. Я не могу с ними справиться. Они быстро затаскивают меня в заброшенный недострой перед интернатом. Валят на землю и принимаются пинать. Мне остается только подтянуть колени к груди, прикрывать голову, безропотно снося унижение.
– Получи, тварь! Чтоб ты сдохла! – кричит Коровина, сильно бьет пониже поясницы. – Ненавижу тебя! Сучка!
Я теряю счет времени, словно в тумане, то погружаюсь в странное забытье, то выныриваю на поверхность.
– Стой, Лида, стой! – доносится голос, как будто издалека. – Ты же убьешь ее!
– Ненавижу! – тяжело отсапывается Коровина. – Недотрога хренова! И что он в тебе нашел?
Я хотела ответить, но холодная тьма цепко раскидывает манящие объятья. Чувствую привкус крови, тяжело сглатываю. Эхом отзываются удаляющиеся шаги. Пытаюсь открыть глаза, но веки саднят и не слушаются. В голове противно гудит, а ноги отдают странной легкостью, словно и нет их вовсе…
В тишину, что заполнила голову, ворвался грубый металлический голос:
– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…
Я встрепенулась и сбросила оцепенение. Как меня занесло на дальнюю ветку городского метро – понятия не имела. Еще несколько станций и выйду в районе ближайшей деревушки. Как сказала бы Ритка, коровам хвосты крутить.
Охватила непривычная злость. Не такая, как на Артема или Влада, не такая, как на гадалку или неприятности, что преследовали с завидной периодичностью. Нет. Горькая и жгучая, как стручок красного перца, она горела и била в голову. Я чувствовала, что меня предали. И на этот раз, предателем выступил никто иной, как я сама.
Собственная память оказалась страшнейшим врагом. Именно из-за нее я теряла ощущение реальности. Если продолжу следовать своим капризам, то меня точно хватятся на работе и…уволят.
Внезапная острая боль в порезанной ладони стала последней каплей в чаше моего терпения. Я с шипением втянула воздух. Кожу жгло так, будто я только что окунула руку в кастрюлю с кипящей водой. Поезд как раз подъехал к станции, и я вылетела из вагона, как пробка из бутылки шампанского. Кого-то неловко задела плечом, что-то грубое услышала вдогонку. Слова, звуки, люди – все слилось воедино, в центре потока билась единственная мысль: «Бежать». И неважно от кого на этот раз. Только бы скорей почувствовать вместо подвального – свежий весенний воздух.
Ощущение времени исчезло. Стало казаться, что я прогуляла целый день, и нападение стаи оголодавших собак будет не страшно, по сравнению с гневом завотделением и Ритки. План по спасению рабочего места был прост: выбраться из подземки, глотнуть воздуха для нормализации нервов, пересесть на центральную ветку и вернуться в больницу. Главное, успеть придумать веское и адекватное оправдание своему отсутствию. Не думаю, что Брагину придется по вкусу странные гадалки, непонятные самовозникающие знаки или встреча с первой любовью.
Почувствовав на запястье прикосновение чьих-то ледяных пальцев, я остановилась. Из темноты подземки, возле обшарпанной стены на меня смотрели глаза. Они светились злостью.