Если бы не ты

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Ян. Как всегда без стука. Он окинул нас с Адисой внимательным взглядом, сложил руки на груди и прислонился к стене. На лице застыла самоуверенность и едкий сарказм. Адиса отодвинулся от меня и заерзал на кровати, будто ему резко стало мало места.

– Простите, что прервал вашу милую беседу. А может и не только беседу, – многозначительно повел бровями Ян. – Ты для этого просила меня убрать камеры из спальни?

– Ян! – в голосе Адисы было столько праведного гнева, а в глазах Яна – сарказма, что мне стало неловко.

Словно мы и в самом деле занимались чем-то неприличным.

– Ян Кенгерлинский, как же, как же! – яд сочился из меня, не поддаваясь контролю. – Что, уже соскучился?

Ассиметричная улыбка Вестника не предвещала ничего хорошего. Я успела запомнить, она появлялась на его лице только в двух случаях: если в голове созрела очередная гадость или же Ян слишком зол. Ни то, ни другое – я не хотела испытывать на себе.

Но в присутствии Яна эмоции захлестывали через край. Я не могла сдержать их.

Мне хотелось подойти и размозжить костяшки его пальцев об стену. Потом долго дуть на руку и залечить губами каждую ссадину.

Содрать с лица приклеившуюся идиотскую самоуверенность! Разглядеть настоящего Яна. Ударить и прижаться к крепкому телу с одинаково сильной страстью.

Совершенно противоположные желания разрывали изнутри. Я продолжала противиться каждому из них, но прекрасно понимала, что вечно не смогу удерживаться от соблазна поддаться какому-нибудь из желаний.

Оказалось, что я ненавидела Яна меньше, чем мне хотелось думать.

Он находил странное утешение в моем обществе, верил, что пойму и приму его вывернутые, извращенные представления и помогу привести план в действие. В подробности меня по-прежнему не посвящали. От меня требовалось одно – безоговорочное согласие. Чтобы вновь глотнуть бодрящий вкус свободы – я готова была заплатить такую цену.

По-моему, Яну казалось, что я его понимаю. Или же точно должна это сделать.

Что я могла сказать? И да, и нет.

Ведь мы с ним разные.

Хотя бы в одном: я хотела быть лучше.

Ян пригладил рукой волосы и непринужденно заметил:

– Да, соскучился по твоему милому личику.

Он подошел и сел рядом со мной, оттеснив плечом Адису. Я крепче сцепила пальцы в замок, чтобы не вцепиться ими в волосы Кенгерлинского. И не выдрать приличный клок густых черных волос. Он открыто потешался надо мной!

– Зачем пожаловал, Вестник? Не хватает зрителя для выпендрежа? Необходима Банши для новой пытки, а-ля поизощренней? Заблудшие выстроились в очередь? Или дать еще крови для личных фетишей?

Ян скривился:

– Фу, как грубо, детка! Вообще-то я всего лишь зашел позвать тебя на ужин, но если ты так настаиваешь, то могу придумать занятие повеселее. – Он положил ладонь на мое колено и повел рукой выше.

Я затаила дыхание. Всего мгновенье позволила себе замешкаться насладиться незнакомым ощущением. Вслед за рукой Яна во мне вспыхивал огонь. Никогда и ни с кем такого не чувствовала.

Это напугало меня больше, чем Альберт, восставший в палате над собственным телом.

Я дернулась и резко сбросила руку Яна. Жар продолжал заполонять мое тело. Удушливой волной он пробирался к щекам. Ян улыбнулся уголком губ.

– Я, пожалуй, выберу ужин, – голос меня не подвел. Получилось твердо и даже суше, чем я ожидала.

Ян беззаботно пожал плечами и встал с кровати.

– Ты не знаешь, что теряешь, детка. Но будь, по-твоему.

– Бедные твои родители! – крикнула я ему вслед. – Как они только терпят такого самодовольного олуха!

Ян застыл на полушаге. Его спина напряглась и показалась мне неестественно прямой. Адиса воздел глаза к потолку.

– Не имеют такого удовольствия. – Ответил Ян и его голос прозвучал неожиданно глухо. – Пусть дама спускается к ужину, а у нас с тобой дела, – продолжил он, не оборачиваясь. – Пациент два нуля тридцать один показал неожиданные результаты. Я жду тебя, Ди, в кабинете.

Ян стремительно покинул комнату, даже не удостоив нас взглядом.

– Что это с ним? – недоуменно провела пустоту взглядом.

– Ян не помнит родителей. Отец погиб до его рождения, а мать при родах. Яна воспитала бабушка, – сказал Адиса и последовал за другом. – Это больная тема.

Мне стало стыдно. Я хотела надоесть Яну, хотела вывести его из себя, позлить, нащупать слабости, но… Я не хотела причинять боль. Даже после всего того, что мне довелось испытать по его вине.

– Я дура?

Пустота мне ничем не ответила. Вечер устало покачивался в комнате. Тени вздыхали и давили своей серостью.

– Какая же я дура!

Я поспешила выбраться из спальни. Поближе к людям. Или нелюдям. Неважно. Подальше от себя. Возможно, Ян прав и между нами нет таких сильных различий, как мне хотелось думать?

Я научилась плеваться ядом не хуже гадюки.

Отвращение к себе почти заглушило волнение.

Впервые коридор этого особняка показался мне длиною в вечность. Меня провожали красивые полотна в шикарных, старинных рамах. Казалось, даже картины осуждали меня ровно с такой же силой, как и я сама. А может, и больше.

Это было невыносимо.