Если бы смерть спала

Грызун скакал по ветке у ствола,
Довольный жизнью, не предвидя риска.
А дева слезы горькие лила,
Оплакивая смерть, которая была так близко.
О, если бы смерть спала!

– Прошу меня извинить, – сказал я. – Стихи хорошие, но, боюсь, я все-таки не совсем улавливаю смысл.

– Я тоже. Вот почему я считаю это поэмой. А Сьюзен вроде бы поняла. По крайней мере, по ее собственному утверждению. Правда, она считает, нужно заменить одно слово и вместо «слезы горькие лила» написать «слезы сладкие лила». Но мне не нравится. А вам?

– Да, «слезы горькие» мне нравятся больше. А Сьюзен любит поэзию?

– Не знаю. Для меня Сьюзен такая же загадка, как и моя поэма. Сьюзен – она такая. Впрочем, Сьюзен в первую очередь любит саму себя. Но она моя золовка, ее спальня больше моей, и я обожаю своего брата, когда мы не ссоримся, так что, наверное, я ее ненавижу. Но после сеанса у психоаналитика буду знать точно.

– Это наверняка поможет, – кивнул я. – Вчера вечером я заметил, что все мужчины собрались вокруг Сьюзен. Все, кроме вашего отца. Похоже, он ее в упор не видел.

– Он отлично ее видел. Если он не видит женщину, значит ее вообще нет в комнате. Вам известно, кто такой сатир?

– Более или менее.

– Тогда загляните в словарь. Я смотрела. Впрочем, я не считаю папу сатиром, потому что бо́льшую часть времени его занимает нечто совсем другое: как заработать еще больше денег. Он просто котяра. Ой, а что это там исполняют? «Мокажубу»?

Ну да, именно это. Я встал с места, чтобы отодвинуть стул Лоис.

Справедливости ради следует отметить, что среда оказалась несколько плодотворнее вторника, хотя это еще не говорит о том, что мне удалось сколько-нибудь продвинуться. И тем не менее я сумел несколько расширить круг знакомств. Это случилось утром, еще до полудня. Вернувшись к себе около двух ночи, я провел в постели свои законные восемь часов, а когда спустился в столовую, особо не рассчитывая на завтрак, Стек буквально через полминуты принес апельсиновый сок. Я сказал, что сок и кофе помогут мне продержаться до ланча. Но нет. Через десять минут Стек подал тост, бекон и три яйца пашот, джем двух видов, кофейник с кофе. Позавтракав в компании с утренним номером «Таймс», я отправился в библиотеку, где провел полчаса, не перемолвившись ни словом с Норой Кент. Я был открыт для общения, однако Нора или чем-то уже занималась, или собиралась чем-то заняться. После очередной бесплодной попытки завязать беседу я сдался и вскоре ретировался. На прощание Нора сказала, что самолет Джаррелла прибывает в аэропорт Ла-Гуардия в 15:05.

На часах было 11:56, и я решил заглянуть в студию – послушать двенадцатичасовые новости. Дверь оказалась закрыта. Открыв дверь, я вошел в студию и замер на пороге. Сьюзен сидела в кресле, напротив нее стоял какой-то незнакомый мужчина с волевым подбородком, в темно-сером костюме. Мужчина, увлеченный разговором, очевидно, не услышал, как отворилась дверь, поскольку даже не повернулся ко мне, пока я не сделал пару шагов вперед.

– Извините, что помешал. Просто шел мимо, – начал я, но меня перебила Сьюзен:

– Не уходите, мистер Грин. Это Джим Эбер. Джим, познакомься с мистером Грином. Ну ты знаешь… Я тебе о нем говорила.

Мой предшественник был чем-то озабочен, но не настолько, чтобы не пожать мне руку, впрочем, без особого энтузиазма. Он заговорил явно неохотно:

– Я заскочил повидаться с мистером Джарреллом, но он, оказывается, в отъезде. Ничего срочного. Так, небольшое дельце. Ну как вам ваша новая работа?

– Что ж, работа мне наверняка понравится, если все и дальше пойдет, как в первые два дня. Вот вернется мистер Джаррелл, а там посмотрим. Я попробую. Может, дадите кое-какие наводки.

– Наводки?

Казалось, для него это был неологизм, который я только что придумал. В данный момент Джим Эбер меньше всего думал о своем словарном запасе или обо мне. Его мысли были заняты чем-то другим, причем явно не возможностью вернуться на прежнюю работу, так как иначе он проявил бы ко мне больше интереса.

– Ладно, как-нибудь в другой раз. Простите, что помешал, – сказал я.

– Я уже собирался уходить. – Стиснув зубы, Джим Эбер вышел из комнаты.

– О господи! – бросила ему вслед Сьюзен.

Я посмотрел на Сьюзен:

– Вряд ли я могу чем-нибудь помочь?

– Да. Но все равно спасибо. – Она покачала головой и встала с кресла. – Вы не возражаете? Ну конечно же нет… просто мне не хотелось быть грубой. Мне нужно кое-что обдумать.

Я ответил ей какой-то банальностью и любезно распахнул дверь. Сьюзен вышла в коридор, завернула за угол, и через секунду я услышал шум поднимающегося лифта. Удостоверившись, что она не пошла вслед за Эбером, я включил радио и дослушал выпуск новостей.