Он только что уселся за ленч: филе окуня, запеченное в масле, лимонном соке и миндале, который мне пришлось с ним разделить. Даже не существуй этого табу не говорить за столом о деле, я бы все равно не осмелился испортить ему трапезу. Но как только мы очутились в кабинете и Фриц принес нам кофе, я начал:
— Мне страсть как не хочется заводить этот разговор сразу после ленча, но, по-моему, вы все-таки обязаны быть в курсе дела. Так вот: мы уже на раскаленной сковородке. В самом пекле. По крайней мере, таково мое мнение.
Обычно, прежде чем поставить чашку на стол, он делает три глоточка обжигающего кофе, на этот раз он сделал всего два.
— Мнение?
— Да, сэр. Мандельбаум больше часа вытягивал из меня все, что я видел и слышал про Корея Брайэма. Я сказал, что загляну чуть позже подписать показания, встал и уже на ходу кое-что ему сказал. Можете создать свое собственное мнение. Передаю дословно.
Что я и сделал. Слушать он меня начал с нахмуренным видом, под конец же он стал просто свирепым.
— Если угодно, можете злиться за то, что я выудил этот факт. Не проделай я этого номера, все бы оттянулось на день-два, не больше. Однако вы умеете злиться и в то же самое время шевелить мозгами, я это уже наблюдал. Похоже, сейчас самое время ими пошевелить.
Вулф фыркнул.
— Он простофиля. Ему следовало догадаться, что ты берешь его на пушку.
— Совершенно верно, сэр, так что можете злиться на него.
— Это делу не поможет. И мозги от этого не зашевелятся быстрей. Это настоящая катастрофа. Остается решить одно: стоит ли, прежде чем действовать, проверять тот факт, и если стоит, то как.
— Присутствуй вы при этой сцене, вы вряд ли бы сочли нужным его проверять. Да видели бы вы его физиономию, когда он говорил: «Я полагал, это держится…» — и вдруг прикусил язык.
Вулф положил ладони на стол и уставился в пространство. Это не предвещало ничего хорошего, поскольку вовсе не значило, что он шевелит мозгами. (Когда он ими шевелит, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, а если слишком усердно шевелит, втягивает и вытягивает губы.) Выходит, в настоящий момент он бездельничал. Сидел и ждал, когда ему поднесут пилюлю, после которой во рту долго остается неприятный привкус. На это у него ушло целых три минуты.
Наконец он переложил ладони со стола на подлокотник кресла и сказал:
— Очень хорошо. Твой блокнот. Письмо мистеру Джареллу. Отправить немедленно с курьером. Или лучше отнеси его сам.
Он сделал глубокий вдох.
— Дорогой мистер Джарелл. Сопровождаю мое послание чеком на десять тысяч долларов, тем самым возвращая аванс, который вы мне выдали. Сумма издержек была невелика, поэтому я не стал ее вычитать.
Абзац. Выяснились некоторые обстоятельства, ввиду которых я должен довести до сведения соответствующих властей информацию, которую получил, действуя в ваших интересах, в частности, касающуюся пропажи вашего револьвера марки «боудоин» тридцать восьмого калибра.
Он замолчал, я поднял глаза от блокнота. Его губы были плотно сжаты, сбоку на шее подергивалась жилка.
— Нет. Не надо. Порви.
Мне самому это не больно нравилось. Я вырвал из блокнота две страницы, разорвал их на три части и швырнул в мусорную корзину.
— Соедини меня с мистером Кремером, — велел Вулф.
Это мне совсем не нравилось Вероятно, он решил, что промедление может нам дорого обойтись, и собрался расколоться еще до того, как об этом будет поставлен в известность клиент. Разумеется, неэтичным такой поступок не назовешь — ведь дело идет о двух убийствах, но слабоволием назвать можно. Я соединил его с Кремером, который, судя по его тону, тоже был не в настроении. Он сказал Вулфу, что может уделить ему всего одну минуту.
— Этого может оказаться больше чем достаточно, — ухмыльнулся Вулф. — Полагаю, вы помните наш разговор в субботу, то есть позавчера?
— Помню. Ну и что из того?
— Я сказал, что, если у меня будут основания считать, что я располагаю информацией, касающейся преступления, которое вы расследуете, я буду обязан сообщить ее вам. Подозреваю, что в данный момент я такой информацией располагаю, но хотел бы убедиться в этом наверняка. Пока же я вынужден опираться на данные, полученные своеобразным способом, следовательно, я не уверен, можно ли на них положиться. Мистер Гудвин установил, а может, ему так только кажется, что отметки на пуле, которой был убит Корей Брайэм, были сравнены с отметками на пуле, которой был убит Джеймс Л. Ибер, и оказались идентичными. Свое предположение я могу проверить лишь при условии, что вышеназванное доказано, вот почему решил проконсультироваться с вами. Ну что, советуете мне заняться этой проверкой?
— Ради Бога, — буркнул Кремер.
— Боюсь, мне необходим более определенный ответ.