Если бы всё было иначе

У меня сжалось сердце, и я ощутила, как улетучивается последняя надежда на разговор по душам, который помог бы нам с Ро восстановить доверие.

Ему просто хотелось выпить.

– Ты же сказал, что у тебя чрезвычайная ситуация, – спокойным тоном произнесла я.

– Так и есть, – настоял он, заходя внутрь и плюхаясь на импровизированный матрас. – Это и есть гребаная чрезвычайная ситуация.

Он похлопал по спальному мешку, приглашая меня присесть рядом с собой.

На мгновение я замерла в нерешительности, потом оглянулась на дом и все-таки зашла в сарай. Неважно, с алкоголем или без, но Ро хотел со мной поговорить. Это должно было хоть что-то значить.

Он протянул мне банку пива, но я покачала головой.

– Где ты все это достал?

– Не у Мэл, – с вызовом ответил он.

– Знаю, что не у нее, – сказала я. Мэл не пила дешевое пиво.

Несколько лет назад, когда Мэл повезла Люка в другой штат на какую-то математическую олимпиаду, мы с Ро залезли в шкафчик, где Мэл хранила алкоголь, нашли там водку и напились до потери сознания. На следующее утро меня мучило первое (и до сих пор самое суровое) похмелье в жизни, но оно меркло по сравнению с неподъемным чувством вины, которое охватило меня, когда Мэл вернулась домой. Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы расколоться и поведать Мэл страшную правду. С тех пор никто из нас троих не знал, где Мэл хранит ключи от того самого шкафчика, но меня это ничуть не огорчало. А Ро пришел к выводу (вполне справедливому), что я самая жуткая зануда в мире – разве что после его брата, который не пил вообще.

– Так что у тебя случилось? – спросила я.

Ро вздохнул, попытался запустить пальцы в волосы, но потом вспомнил, что подстригся, и остановился на середине движения.

– Я поцеловал Кэсси Клэрберн, – выпалил он.

Я непонимающе моргнула и переспросила:

– Кэсси Клэрберн?

– Вот именно, – печально подтвердил Ро. А в следующую секунду, к своему удивлению, завалился на спину, потому что я изо всех сил пихнула его рукой.

– Ты сказал, у тебя чрезвычайная ситуация! Ты сказал, что это код «девять-девять-девять»!

Мы стали пользоваться этим кодом после того, как посмотрели какой-то британский сериал и узнали, что это их аналог службы девять-один-один.

– К тому же, если его перевернуть, получится число дьявола, – сказал тогда Роуэн. – Если один из нас его назовет, второй сразу поймет, что случилось что-то серьезное.

Что-то серьезное, например, несчастный случай, расставание или, черт возьми, внезапно возникшая необходимость поговорить о болезни матери. Роуэн по-прежнему отказывался поднимать эту тему. Это был чрезвычайно важный вопрос, но я обсуждала его с Люком чаще, чем с Ро, что указывало на очевидную проблему в наших отношениях.

– Так и есть, – упорно настаивал Роуэн.

Он открыл банку пива и сделал такой большой глоток, будто это была вода. Моя бровь укоризненно взлетела вверх, но я удержалась от комментариев.

Роуэн наконец захотел со мной поговорить, и, пусть это было не то, что я хотела услышать, какая разница? По крайней мере, он позвал меня.

– В общем, – продолжил он. – Ты же знаешь, что Кэсси и Эрик теперь играют вместе в смешанном разряде?

Я кивнула и уселась поудобнее.

На самом деле Ро достаточно часто созывал чрезвычайные собрания в сарае ради обсуждения своей личной жизни, так что это не должно было меня удивлять. Только вот раньше он говорил о действительно важных вещях – пусть кому-то они и могли показаться пустячными, но все они так или иначе меняли его жизнь.

Когда Ро в первый раз позвал меня на встречу в сарае, нам было по десять лет, и Дженна Р. только что согласилась с ним встречаться. Он не мог поделиться со мной этой страшной тайной, находясь в доме, потому что боялся, что его услышат мама, брат или папа, который тогда еще жил с ними.

Однажды, когда нам было по пятнадцать, он позвонил и попросил срочно приехать к нему и пойти прямиком в сарай.

– В дом даже не заходи, – предупредил он, и я сразу поняла, что случилось что-то серьезное.

Оказалось, что он потерял девственность с Эшли Пол.

Разумеется, я тоже звала его на собрания в сарае. Когда однажды ночью случайно подслушала, как папа говорит по телефону с каким-то незнакомцем о том, что маму, возможно, придется положить в больницу. Когда мне было четырнадцать и мы какое-то время думали о том, чтобы переехать в Массачусетс, где жили папины родственники. Папа тогда сказал, что нам нужна поддержка семьи, а на маминых родителей надеяться не приходилось, потому что она перестала общаться с ними еще до свадьбы. В этом самом сарае я рассказала Ро о своем первом поцелуе, хотя технически это уже не было секретом, потому что я успела проговориться Мэл. Здесь я призналась ему, что больше не хочу играть с ним в паре в смешанном разряде, потому что последние четыре года он был подающим большие надежды вундеркиндом, а я – обычным середнячком, да и к тому же теннис успел мне поднадоесть. (Смотреть матчи было забавно; а вот играть – совсем другое дело).