Если честно

Все мои собеседования кончались одинаково: я честно отвечал на вопросы кадровиков, а те расценивали мои ответы как шутку, грубость или же просто глупость, а то и вовсе как бред сумасшедшего. Агентства по временному трудоустройству считали меня полоумным, когда я открыто признавал, что не обладаю ни одним из навыков из их списков.

В период активного поиска работы я проводил большую часть вечеров в том клубе. Я успел подружиться с большей частью понравившихся мне музыкантов и старался проводить с ними побольше времени, часто целые ночи напролет. Им не нужно было рано вставать, поскольку большинство из них либо жили у родителей, либо перебивались по койкам у знакомых и работали в кафе, книжных или магазинах одежды; один даже трудился грузчиком в службе транспортировки объектов искусства, а другой занимался проектированием окон в магазинах. Все мои знакомые по колледжу разбрелись по офисам. На мои печальные рассказы о бесплодном поиске работы они отвечали: «Ты что, правда собирался устроиться чьим-то ассистентом? Звучит так себе».

Спустя несколько месяцев после переезда в Нью-Йорк меня пригласили на очередное собеседование – на сей раз на должность помощника литературного агента. Чарли казался ровесником моего отца, носил пошитый на заказ костюм и очки в черепаховой оправе и говорил мелодично в стиле «Крысиной стаи»[58] и с использованием уже вышедшего из обихода сленга. Он мне сразу понравился своей нахальной улыбкой и общей расслабленностью. Чарли имел привычку горячо жестикулировать, размахивая руками и периодически промакивая лоб и лысую макушку платком. Собеседование проходило в его пижонском кабинете, обставленном в стиле пятидесятых. Вопросы он задавал исключительно те, на которые сам желал знать ответ. Я показал ему литературный журнал, который выпускал в колледже. Изучив его, он справился о подробностях моего общения с писателями и о том, чем я руководствовался, выбирая обложку. Потом он спросил, как долго я уже живу в Нью-Йорке, и попросил описать свои впечатления от города. Я рассказал ему об открытом микрофоне и о том, что здесь меня впервые начали признавать люди, которые мне нравятся. Мой рассказ о случайных встречах с талантливыми исполнителями напомнили ему историю его собственного становления агентом. Несколько десятилетий тому Чарли посоветовал одному своему знакомому поэту, писавшему тогда исключительно «в стол», послать стихи в пару-тройку издательств. В итоге этот его знакомый стал самым популярным в наше время поэтом в США. Я, впрочем, сразу честно признался, что не слышал о таком поэте, и Чарли рассмеялся. Он сказал мне, что по-настоящему хорошим профессионалом агента делает способность подмечать истинную красоту и талант. Я в ответ сказал, что удивлен тем, что такое огромное количество людей попадают под влияние других и перенимают их точку зрения, боясь доверять собственным наблюдениям. Я даже привел в пример мой любимый отрывок из уже экранизированной на тот момент детской книжки под названием «Последний единорог».

– Для большинства людей рог единорога невидим, – сказал я, – лишь те, кто предрасположен к магии, способны отличить единорога от обычной лошади. Однажды ведьма увидела единорога, поймала его и заперла в клетке в переездном зоопарке. Но посетители не владели магией и видели в единороге лишь лошадь. Тогда ведьма прицепила единорогу ненастоящий рог рядом с его собственным, и все люди были в восторге и дивились рогу, который можно было без труда надеть и на обычную лошадь. Ненастоящий рог привлек больше внимания, чем сам единорог.

После этого краткого пересказа Чарли сказал, что услышал достаточно, и заявил, что я принят на работу.

Первый же мой рабочий день начался с того, что, не успел я устроиться за рабочим столом неподалеку от кабинета Чарли, тот подбежал ко мне и сказал, что у нас появилась проблема. Чарли представлял интересы одного автора-призрака, писавшего от имени другого известного автора триллеры, стабильно становившиеся бестселлерами, и вот этот человек собрался издать одну книгу под собственным именем, да только рукопись оказалась слабовата.

– Он не желает меня слушать и внимать моим советам, – сказал Чарли. – У него эгоистичная истерика. Грозится разорвать со мной контракт, если не сдам в печать рукопись ровно в том виде, в котором он ее мне предоставил.

Он попросил меня прочитать текст и поделиться своим мнением.

Рукопись и впрямь оказалась слабовата, и я даже предполагал, что знаю, почему именно. События очередного триллера этого автора-призрака разворачивались в 1970-х годах в его родном городе. В результате те куски, в которых описывался сам город и жившие в нем подростки, выглядели гораздо более продуманными и тщательно написанными, чем те, которые, собственно, двигали сюжет. Все это я высказал Чарли, стоя в дверях его кабинета.

– Думаю, он боится, что вы начнете критиковать те места, в которых он описывает нечто дорогое для него самого.

Чарли слушал меня с явным скепсисом, но и с долей любопытства.