Если друг оказался глюк

– Остается только звать, – сказал Анатолий. – Вдруг услышит и прибежит.

– Я себе уже голос сорвала, – пожаловалась Клавдия.

– Пойдемте, я вам молока согрею, и вы его с маслом выпьете, – предложила я. – Вам сразу легче станет.

– Я на диете, мне это нельзя, – покачала головой та. – Как я буду выступать, если располнею?

– От одного раза ничего не будет! – успокоила ее я.

Я быстро согрела ей молоко, которое она с отвращением выпила – я сама не люблю это пойло и употребляю его только от великой нужды, а потом достала из шкафа свою большую и длинную белую кофту, которая у меня на даче круглогодично жила, потому что была очень теплая.

– Накиньте, Клава! – сказала я. – Ночи у нас здесь довольно прохладные, а вы очень легко одеты.

– Ничего, я закаленная! – попыталась отказаться она, но я настояла на своем. – А ты как же? – спросила она, натягивая ее.

– Не волнуйтесь! Я тоже утеплюсь! – пообещала я.

Я надела старые джинсы и джемпер с ветровкой, и мы вышли к мужчинам. В наше отсутствие они, оказывается, нашли общий язык, потому что склонились над планом поселка, начерченным явно Сашкой, и активно что-то обсуждали. Подойдя к ним, мы поняли, что они решают, где могла бы спрятаться маленькая обезьянка.

– Да вот прикидываем, в какую дыру мог забиться неуловимый Тузик, – сказал мне муж.

– Ну что? Пошли, что ли? – предложил Анатолий, поднимаясь.

И мы вчетвером отправились на «охоту». Должно быть, не один дачник в поселке посчитал нас сумасшедшими, потому что мы, шагая по всем проездам, хором громко звали:

– Тузик! Тузик!

Наверное, кобелей с этой кличкой здесь оказалось немало, потому что они, возмущенные такой фамильярностью – как это кто-то кроме хозяев посмел их звать? – надрывались от лая. А потом и все собаки решили дружно отреагировать на неположенный в такое время шум, и нас сопровождал та-а-кой собачий хор, что хотелось уши заткнуть. Даже Зараза, хотя к ней это не имело никакого отношения, не осталась в стороне и тоже решила поучаствовать. Естественно, на этот гвалт не могли не выглянуть разбуженные люди, и мы спрашивали у заспанных дачников:

– Вы красного черта не видели?

Некоторые в ответ на это крутили пальцем возле виска, другие посылали нас прямо к нему, не указывая, однако, точного адреса его пребывания, а третьи возмущались:

– Какого еще черта, не к ночи будь помянут? Вы на часы посмотрели? Ночь на дворе!

Поняв, что этим мы ничего не добьемся, мы замолчали, а за нами, еще немного побрехав для порядка, стихли и собаки. И тут наступил черед Клавдии, которая довольно хриплым – молоко явно не помогло – голосом издавала такие пронзительные призывные крики, что лично у меня мурашки пошли по коже, но вот ответного вопля мы так и не услышали. Точнее, мы не услышали ответа Тузика, а вот собаки очень охотно сказали нам все, что только о нас думали. Не смущаясь этим, мы прочесали весь поселок, а потом решили выйти за его пределы, для чего нам надо было разбудить Юрича. Сашка довольно долго стучал в его дверь, пока тот наконец-то не открыл. Стоял он покачиваясь и с закрытыми глазами – поднятый нами шум его нимало не побеспокоил.

– Юрич! Открой ворота! – попросил муж.

– Чего это тебе приспичило? – пробормотал тот.

– Мы красного черта ищем, – не вдаваясь в подробности, объяснил Сашка. – Ну, ты знаешь какого, того самого!

Услышав это, сторож даже немного протрезвел и приоткрыл глаза, а потом предупредил:

– Зря ты это затеял! Оставил бы ты уж его в покое, а то, не приведи господи, опять разбушуется! Дал бы уж людям хоть одну ночь спокойно проспать! Неужели тебе вчерашнего кордебалета мало?

– Надо, Юрич! Надо! – настойчиво попросил Сашка.

– Кто это? – спросил меня Анатолий.

– Да Саша говорил вам о нем, это наш сторож! – ответила ему я.

– Ах, так это ты моего Тузика красной краской вымазал? – разгневанной фурией набросилась на сторожа Клавдия.

Тут несчастный Юрич протрезвел окончательно и уставился на нее во все глаза, а выглядела она довольно-таки устрашающе: яркий макияж размазался, тушь частично осыпалась, а частично поплыла, потому что она втихомолку поплакала, пока мы с ней были вдвоем, длинные волосы растрепались, а довершала этот вид моя длинная белая кофта, которая спросонья, да еще для пьяного человека, вполне могла сойти за укороченный саван.

– К-к-какого еще Т-Т-Тузика? – жалобно промямлил сторож. – Чур меня, чур! Я вчера и выпил-то немного, только свою норму! Откуда же привидение взялось? Господи, прости мою душу грешную! – шептал он, пятясь в дом.

– Юрич! – схватив сторожа за руку, Сашка потащил его обратно. – Это не привидение! Это человек! Долго объяснять, но, одним словом, открой ворота!

Юрич сунул ему ключ и со словами:

– Сам открывай! А я еще жить хочу! – захлопнул дверь.

Мы открыли ворота и пошли в лес, где история повторилась, причем так же безрезультатно. Мы прочесали его весь и постоянно звали обезьяну, а Клавдия призывно вопила, окончательно сажая голос, но все без толку, так что возвращались мы на дачу, когда уже начало светать, причем расстроенные и уставшие. Клавдия, прижавшись к плечу мужа, на ходу рыдала и причитала:

– Тузик погиб! Мой маленький, бедненький Тузик! Он был такой добрый и ласковый! Он меня так любил! Как я теперь буду жить без него? Мне его никто не заменит!

Анатолий, обняв ее за плечи, пытался утешить:

– Ну, что ты, Клава! Он найдется! Он обязательно найдется! Он же прошлой ночью был еще жив, раз хулиганил! Неужели ты думаешь, что за один день с ним могло случиться что-то плохое, если он до этого десять дней тут один без нас прожил и не пропал!

– Да и правда, Клава! – присоединилась к нему я. – Один день ничего не значит! Мало ли где он сейчас может быть? Вдруг он просто спит?

– Не утешай меня, Машуля! – всхлипывала на это Клавдия. – Я сердцем чувствую, что с ним что-то плохое случилось!

Когда Сашка это услышал, то от удивления вытаращил глаза – он никак не мог предположить, что мы с Клавой, такие разные, сможем почти что подружиться. Вот в таком минорном настроении мы и вернулись на дачу, где сели на кухне, а я твердо сказала:

– Надо хоть что-то поесть! – И принялась хлопотать по хозяйству, а Клавдия, все еще всхлипывая, присоединилась ко мне.

В четыре руки – хозяйкой она оказалась хорошей, и ей не надо было ничего подсказывать – мы быстро соорудили самый ранний на моей памяти завтрак в нашей семье, но вот только прошел он в печальном молчании – все устали настолько, что сил разговаривать просто не было. Когда мы поели, я решительно заявила:

– Давайте хоть немного поспим, а то не знаю, как вы, а мы с мужем всю прошлую ночь с ежиком воевали. А силы нам завтра…

– Уже сегодня, – поправил меня Сашка.

– Ну, пусть сегодня, – согласилась я, – понадобятся, чтобы Тузика искать. Мы с Клавой в комнате ляжем, а вы устраивайтесь как хотите!

С этими словами я увела Клаву в комнату и уже из-за закрытой двери услышала, как Сашка сказал:

– Могу предложить раскладушку.

– Ложись на ней сам, а я в машине устроюсь, – ответил на это Анатолий.

Вскоре на веранде все стихло, и я, уложив Клаву, которая продолжала тяжело вздыхать, горестно качая головой, выскочила из комнаты в туалет. Тут-то я увидела, что вконец измотанный муж не нашел в себе сил, чтобы не то что раздеться, но даже бросить на раскладушку матрас, и спал прямо на брезенте и без подушки. Накрыв его одеялом, я быстро закончила свои дела, проверила, выключены ли газ и свет, и заперла дверь, потому что муж забыл это сделать. В другой раз я обязательно попеняла бы ему на это, но не сейчас, потому что сама еле двигалась и держалась на ногах исключительно на чувстве долга. В комнате я, тоже не раздеваясь, рухнула на кровать рядом с уже спавшей Клавой и вырубилась.

Мне казалось, что поспала я совсем чуть-чуть, когда меня разбудил такой шум снаружи и такие крики, что они и мертвого бы подняли. Выглянув на веранду, я увидела, что Сашка стоит в дверях и смотрит в сад. Подойдя к нему и глянув в том же направлении, я увидела, что это приехал Тарасов, который – конечно же, зная крутой нрав дрессировщика лучше нас – сейчас бегал от Анатолия вокруг машины и орал:

– Толя! Я ничего не знал!

– Сволочь безмозглая! – яростно надрывался дрессировщик, преследуя его. – Как ты мог Тузика увезти?

– Смотреть за ним надо было лучше! – отбивался Дима.

– Дали его тебе на несколько выступлений, чтобы помочь, а ты!.. Тебе что, трудно было в ящик посмотреть, прежде чем заколотить его? – гневно вопрошал Анатолий.

– Кто же знал, что он туда забрался? – оправдывался тот. – Я, что ли, виноват, что он любит на мягком спать?

– А проверить нельзя было на всякий случай? – кричал дрессировщик.

– Я торопился, – отбивался от него Тарасов. – Мне нужно было еще сюда заехать, а потом домой и в аэропорт.

– Ничего! – угрожающе пообещал Анатолий. – Я тебя уложу в больницу на полгодика с переломом обеих ног, и тебе больше не нужно будет никуда торопиться!

Видимо, они так гонялись уже довольно давно, потому что оба запыхались и переругивались, уже стоя по противоположным сторонам машины, но чувствовалось, что это только временная передышка и гонки вот-вот начнутся снова. Почувствовав, что я рядом, муж повернулся ко мне и сказал:

– Я предпочитаю не вмешиваться – они цирковые и сами между собой разберутся.

– Как говорится: две собаки дерутся, третья не мешай! – поддержала его я.

И тут нас с мужем с крыльца словно ветром и сдуло! Это рванула в бой Клавдия, причем даже не успев толком одеться.

– Ах ты, гад! – хрипло вопила она, бросаясь с кулаками на Тарасова. – Если только Тузик погиб, то я тебя собственными руками убью! А перед этим всю твою аппаратуру уничтожу! Чтобы и следа от тебя не осталось! Скотина! Мразь!

Видимо, за свою цирковую жизнь Клавдия поднаторела не только в словесных баталиях – и ее муж прекрасно об этом знал, потому что попытался удержать ее, чего она даже не заметила, и тогда он перехватил ее одной рукой и прижал к себе. Но Клавдия продолжала вырываться и кричать, явно забыв о том, о чем мы говорили вчера:

– Решил Тузика себе присвоить? К своим фокусам пристроить? Не выйдет! Не отдам!

– Клава! Успокойся! – пытался урезонить ее Дима, но, когда понял, что это бесполезно, проорал в ответ: – А почему ты не думаешь, что твой Тузик от тебя просто сбежал? Он ведь очень умный и вовремя понял, что ему лучше иметь дело со мной! Я ведь его, между прочим, не звал! Он сам ко мне пришел, и, видимо, потому, что даже обезьяне неохота ехать на гастроли в Тамбов, куда вы вскоре должны отправиться, и он предпочитает Бразилию, куда еду я, а?

Выпалив все это, он быстро понял, что сказал лишнее, и тут же смущенно заткнулся, но ведь слово не воробей! Наверное, среди цирковых такие вещи считались ударом ниже пояса, потому что Клавдия мгновенно успокоилась, молча вырвалась из рук мужа и презрительно сказала:

– Ну, похвалился? Потешил душеньку? Погладил по шерстке свое самолюбие? Ну и катись отсюда! Только помни, если Тузик погиб, то в Бразилию ты попасть не успеешь – я тебя раньше пришибу!

– Знаешь, Саша! А я бы тоже на такие слова обиделась, – громко сказала я мужу. – И мне сейчас очень стыдно за Диму, потому что я была о нем лучшего мнения!

– Я сейчас извинюсь перед Анатолием и Клавой, – пообещал Сашка.

– И я тоже, – сказала я.

Тем временем Клава отвернулась от Тарасова и направилась в дом, а очнувшийся Дима побежал за ней, оправдываясь на ходу:

– Клава! Ну, прости ты меня! Это нечаянно вырвалось! Все же знают, как Тузик тебя любит! Он от тебя просто ни на шаг не отходит! Он даже из-за занавеса всегда смотрит, как ты выступаешь!

– Да пошел ты! – резко бросила она и скрылась в доме, а Тарасов остался топтаться возле нас.

– Ну, словно черт за язык меня дернул! – покаянно разводил руками он.

Тем временем к нам подошел Алмазов-Златогорский, и Сашка самым официальным тоном сказал:

– Анатолий! Я извиняюсь перед вами и вашей женой за поведение своего друга. Он вел себя непорядочно! Ему не стоило этого говорить!

– Ладно тебе «выкать»! – отмахнулся тот, даже не глянув при этом в сторону Тарасова.

– Анатолий! Я присоединяюсь к словам моего мужа и тоже прошу вас простить Дмитрия, – произнесла я.

– Мы с ним потом сами разберемся, – до того спокойно ответил дрессировщик, что я поняла – Тарасову мало не покажется. – Нам сейчас о другом думать надо – как Тузика найти!