Если движется небо

Обернувшись на внезапный звук, Лейф увидел пару местных жителей: пожилого ликтианина и совсем крошечного малыша – по человеческим меркам он был совсем ещё младенцем. Должно быть, это предположение недалеко ушло от истины: юный брат-по-разуму нетвёрдо стоял на тоненьких ножках и, робко прячась за взрослого, не отрывал от Лейфа восторженного, полного жадного любопытства взгляда. Одного взгляда хватало, чтобы понять: малыш был уменьшенной копией взрослого. Наверняка они из одной генетической линии. Лейф не блистал глубокими познаниями социального строя ликтиан, но помнил, что заботу о воспитании подрастающего поколения обычно берут на себя их старшие родственники – братья и кузены.

– Пожалуйста, не сердитесь на нас, – взрослый ликтианин тут же поспешил принести извинения. – Арикава никогда прежде не имел счастье лицезреть братьев-по разуму. Он испугался. А заодно и вас, похоже, напугал. Мне очень жаль.

Лейф машинально кивнул, озадаченно глядя на малыша. Не похоже было, что он выглядит напуганным, – напротив, глаза ребенка сверкали от жадного любопытства.

– Я тоже должен принести извинения. Я не хотел стать причиной... эээ... негативных эмоций.

Ликтианин слегка ссутулился, преклонив колени, в знак того, что извинения принимаются и он не держит зла.

– На Ликтисе маловато мигрантов из Ойкумены, – заметил он. – Наша атмосфера, увы, не подходит для уважаемых братьев-по-разуму: она слишком бедна кислородом. Конечно, существуют дыхательные маски, но, к сожалению, они далеки от совершенства.

– Это точно, – буркнул Лейф себе под нос. Маска давила на переносицу и уши, а ещё в ней было жарко. Хорошо хоть, глаза не нужно защищать.

Вслух же он сказал с искренней улыбкой, впрочем, под маской оставшейся незамеченной:

– У вас очень красивая планета. Нельзя сказать, что я видел всё на свете, но это самая красивая планета из всех, где мне удалось побывать.

Ликтианин прямо-таки расцвёл от счастья. В силу особенностей менталитета и психики ему и в голову не пришло усомниться в искренности слов мальчика, а уж тем более принять их за лесть или проявление дежурной вежливости.

– Благодарю вас, – он церемонно поклонился, сложив передние конечности. – Очень, очень приятно слышать.

Малыш что-то пролепетал на ликтианском, которого Лейф не знал.

– Мой воспитанник ещё совсем кроха, – Ликтианин что-то негромко сказал малышу, поднял на руки, обнял, словно успокаивая. – И очень впечатлительный, к тому же он пока не способен отличить выдумку от реальности. Похоже, он принял вас за героя древней легенды – но, боюсь, вам это вряд ли будет интересно...

– Почему? – встрепенулся Лейф. – Мне уже интересно.

– У нашего народа есть миф, восходящий своими корнями к самым истокам. Если верить ему, в тот час, когда цивилизация достигнет наивысшего расцвета, появится пришелец извне. Не похожий на нас: двурукий, двуногий, бескрылый и безусый. Великий стиратель, палач и судия.

– Стиратель? – Лейфу показалось, что он неверно расслышал беглую речь ликтианина.

– Да. Он явится, чтобы обнулить эту Вселенную, вернуть её в первозданное состояние – в те времена, когда не существовало ни Разума, ни Жизни, ни даже планет и звёзд. "И небо придёт в движение и рухнет на землю, и всё сущее развеется в прах, и даже прах растворится в извечной пустоте небытия и сгинет навеки".

Лейф невольно содрогнулся.

– И сможет его остановить лишь тот, кто решится добровольно отдать свою жизнь ради спасения мироздания.

– Какая-то жутковатая легенда, – Лейф натянуто рассмеялся. И они рассказывают такие сказочки своим детям? Миролюбивые, скромные, незлобивые ликтиане? Вот уж точно, в тихом омуте...

– Разумеется, это всего лишь страшилки для ребятни, – отмахнулся его собеседник со снисходительной улыбкой. – Без какого-либо научного обоснования. Как может одно-единственное существо стать причиной столь фатальных катаклизмов? Это нелогично и абсурдно... Арикава, не убегай далеко!

Лейф замер, пронзённый внезапной догадкой.

– Но ведь то, что сейчас происходит в Юнивёрсе, – прошептал он, – очень подходит под сказанное в легенде. Как там... "всё рассыплется в пыль"? Так это же и есть аннигиляция!

Ликтианин не понял ни слова: от волнения Лейф перешёл на родной язык, сам не заметив этого.

– Выходит, ваши предки знали обо всем миллионы лет назад... – Мальчик задрал голову, к прозрачно-чистому небу Ликтиса, и застыл в оцепенении. Потому что увидел.

То, что изначально он принял за иллюзию, обман зрения, теперь он видел отчетливо и ясно.

Небо, незыблемое и вечное, больше не выглядело таковым. По нему бежали трещины – словно небесная твердь была вовсе не метафорой, словно над ними и впрямь находился купол, хрупкий и ломкий, и теперь кто-то разбивал его, рушил, безжалостно сминая шёлковую гладь исполинской рукой, тряся, круша и ломая. Небо двигалось, текло, расслаивалось на пласты, как раздираемый на кусочки слоёный торт. Это выглядело одновременно чудовищно и одиозно.

– В-вы... видите? – выдавил Лейф, с трудом совладав с голосом.

– Что именно? – невозмутимо осведомился ликтианин. Его воспитанник радостно агукнул.