Если герой приходит

Дедушка обнял меня, прижал к себе. Ладонью смерил рост: я был ему по плечо. Ну, почти, честное слово.

– Велю, – произнес Сизиф, сын Эола. – С этого дня прикажи ковать коров свинцом, он дешевле. Всех ковать не надо, только тех, что на дальних выпасах. А на каждой подкове[39] пускай выбьют…

Он дал мне легкий подзатыльник. Это дедушка любя, я знаю.

– Пусть выбьют: «Украдено у Сизифа Эфирянина». Как мыслишь, станет вор коровьи копыта проверять?

– Отец! – всю папину обиду как ветром сдуло. – Ты воистину хитрейший из людей! Да я потом, на суде… Я их догола раздену! Наизнанку выверну! «Украдено у Сизифа…»

– Нет. Я передумал. Это не пиши.

– Почему?!

– Иное надо. Пусть выбьют: «Украдено у Главка, сына Сизифа». Так лучше, надежнее.

– Отец! Пока ты сидишь на троне в нашем дворце…

Папа осекся.

– Вот-вот, – спокойно откликнулся дедушка. – Недолго мне тут сидеть.

Прижал меня крепче, отпустил. Жестом показал: беги, играй.

– Я уже умер, помнишь? Каждый мой день – кража. Каждая ночь в чистой постели. Каждый вздох, каждое слово. «Украдено у Аида Неодолимого, владыки царства мертвых.» За мной придут, Главк, сын Сизифа. За мной обязательно придут, и хорошо, если не Арей-Кровопийца. Тебе на суде свидетельствовать, воров на чистую воду выводить. Тебе в Эфире править. Значит, будет так: «Украдено у Главка…»

2 Слепым живется легче

– К вам проситель, господин.

Двор как вымело. Отец, и тот убрался в дом. Обычно во дворе толчея: слуги бегают, рабы, советники. Все при делах: моют, готовят, советуют. Куда они подевались? Ветром сдуло, не иначе. Только я в закутке, ушки на макушке, да дедушка Сизиф на лестнице.

Еще раб горбится, втянул голову в плечи:

– Проситель, господин. К вам…

– Ты хотел сказать, к моему сыну?

– Нет, господин. Он спрашивает вас.

– Меня? Я умер.

– Он знает, господин. Боюсь, он не уйдет.

Был раб, нет раба. Сгинул. Даже позволения идти не дождался. Дедушка велит его выпороть? Кликнет слуг? Нет, не кликнул. Куда это он смотрит?!

Оставаясь на лестнице, Сизиф сверху вниз смотрел на ворота, распахнутые настежь. За воротами, в пыли, прямо на дороге стоял проситель. Стоял на коленях, склонив голову. По виду нищий, а может, бродяга. Что это за запах? Наверное, гость воняет. В пути не очень-то помоешься.

Нет, глупости. Нищий явился к владыке Эфиры? Бродяга? Это кто-то знатный, а лохмотья в знак траура и покаяния. Это убийца! Точно вам говорю, убийца! Зарезал кого-то из родственников. Теперь явился, чтобы дедушка его очистил.

Поэтому все и разбежались. Не хотят чужим грехом запачкаться.

– Войди, – наконец произнес Сизиф. – Я позволяю.

И добавил изменившимся тоном, так, что меня пробрало до последней косточки:

– Если, конечно, мое позволение что-то значит для тебя.

Убийца встал, вошел. Вместе с ним во двор вошел запах. Тина, ряска, мягкий ил. Кувшинки. Гниющая листва на берегу. Рыба. Вода чистая. Вода цветущая. Я путался в этом запахе, тонул в нем, разбирая на части, давая каждой имя – и вновь уходя на глубину.

Дедушка перестал кутаться в плащ. Выпрямился, расправил плечи. Убийца же, напротив, целиком завернулся в теплую шерстяную хлену[40], какую в наших краях называли «геройской». Край хлены он накинул себе на голову. По-моему, убийца не хотел, чтобы Сизиф хорошенько разглядел его.

– Значит, – произнес он со смирением. – Запрети ты мне входить, и я оставил бы Эфиру. Радуйся, Сизиф, сын Эола!

Дедушка кивнул:

– Радуйся и ты, Асоп, сын Океана. Полагаешь, у нас есть повод для радости?

– Вряд ли, – откликнулся гость. – Ты узнал меня?

– С тех пор, как я побывал в Аиде, – дедушка сделал шаг навстречу, – зрение подводит старика. Вот беда!

Всего один шаг, не более. Сизиф стал на одну ступень ниже, гость остался прежним.

– Я смотрю на человека, а вижу реку. Смотрю на просителя, а вижу бога. Посочувствуй мне, Асоп Океанид. Такая болезнь сильно осложняет жизнь. Вероятно, слепым живется легче.

Я сел, где стоял.

Река? Бог? Сын Океана?! Асоп тек из Сикиона в наши земли. В смысле, река текла. Но чтобы речной бог взял и явился в эфирский акрополь? Пал в пыль перед дедушкой? Так запросто?!

А я думал, он убийца. Хотя… Может, он все-таки убийца?

Убежать? Поздно.

– Слепым? – бог рассмеялся. Я впервые слышал смех, похожий на рыдание. – Среди слепцов встречаются прорицатели. Один такой направил меня к тебе.

– Зачем?

– Сказал, ты поможешь мне. Ответишь на мой вопрос.

– Спрашивай. Но не жалуйся, если оракул солгал.

– Где моя дочь, Сизиф? Где моя Эгина?

Дедушка стал ниже еще на одну ступень:

– Откуда же я знаю? Я слишком стар для того, чтобы подглядывать за нимфами. Более того, я мертв. Тот, кого ты видишь – нелепая случайность, плод судьбы и случая.

– И хитрости, Сизиф. Великой хитрости. Оракул пообещал, что в твоем дворе я узнаю, куда пропала моя дочь, моя нежная гадюка. Я верю прорицателю.

Нежная гадюка? По-моему, бог не слишком любил свою пропавшую дочь.

– Гадюка? Ты говоришь про свое дитя?

Дедушку тоже заинтересовало это сравнение.