– Хочу потолковать с тобой. Ты парень умный, я тоже не дурак. Предлагаю честный обмен: правду за правду.
Честный обмен?! С богом-обманщиком? С тем, кто душил меня змеями?! С другой стороны, разве у меня есть выбор? Откажусь – точно убьет. А так хоть поживу подольше.
– Не здесь, – подмигнул Гермий. От меня не ждали ответа, племянник моей бабушки Меропы и так все знал заранее. – Есть место получше.
Бог повел рукой, воздух потек зыбким маревом. Я помнил, как это было за воротами, когда Гермий явился за дедушкой. Место получше? Должно быть, царство мертвых. Последнее, что я увидел – копейщиков, застывших подобно храмовым статуям. Повернуться в нашу сторону, выяснить, что происходит, вмешаться или склонить колени – ничего они не успели, ничего.
Меня толкнули в грудь. Я упал навзничь.
4
Вестники и радуги
– Где мы? Что это?
– Гора Киллена.
Я встал. Дрожа всем телом, огляделся. Мы действительно стояли на склоне горы. Ниже нас склон зарос миртом, вереском и дикими маслинами. Реши я удрать, для спуска там не было никакой возможности. Выше росли буки и молодые дубки. Ветви деревьев и кустов щеголяли молодой клейкой листвой. В ближней дубраве паслись лани, ничуть не встревоженные нашим внезапным появлением. В лучах солнца рога самцов отблескивали золотом, а копытца медью. Шкурки ланей потеряли зимнюю, темно-пепельную окраску, но еще не набрали настоящей летней пятнистости.
Живых ланей я раньше не видел, даже у табунщиков. Только мертвых, убитых на охоте, когда их приносили во дворец.
– Киллена? Где это?
– В Аркадии, – Гермий рассмеялся. Мой испуг его забавлял. – В счастливой Аркадии. Разве ты не счастлив, а? Дыши глубже, тебе понравится.
И добавил, уж не знаю зачем:
– Я здесь родился.
– В Аркадии?
– В пещере. Видишь?
Да, я видел. Рядом с нами распахнулся черный зев пещеры, не сказать чтоб слишком гостеприимный.
– Здесь жила Майя, моя мать, – Гермий указал рукой вглубь пещеры. – Здесь она родила меня. Отсюда я сбежал, чтобы обокрасть Аполлона. Отсюда Аполлон утащил меня на Олимп для суда. Глупец, он не понимал, что уже проиграл!
Я пристально смотрел на его руки. Нет, змеиного жезла не было. За поясом тоже. Подлизывается? Прикидывается добрячком?!
– Ты меня убьешь?
– Нет, – он снова засмеялся. – Во всяком случае, не здесь и сейчас. Но если ты умрешь от страха, я провожу тебя в Аид. По дороге могу спеть песенку. У меня отвратительный голос, так что не умирай, не советую.
– Зачем ты приволок меня сюда? Для суда, что ли?
– Какого суда, дурачок?
– Ну, не знаю. Аполлон для суда притащил тебя на Олимп. А ты меня – на Киллену. С меня и этой горы хватит, правда? По-моему, все складывается.
Он присел на камень у входа. Юноша, на вид лет шестнадцати. Шапка кудрявых волос. Нежное, девичье телосложение. Похож на Алкимена, только Алкимен покрепче будет. Оба – насмешники. Увы, все насмешки Алкимена – ласковый летний дождик в сравнении с шутками вечно юного бога.
– Я тебе не судья, – Гермий стал серьезен. – Я хочу поговорить.
– Со мной?
– С тобой. Знаю, ты мал и глуп. И все-таки… Побеседуем наедине, с глазу на глаз? Если ты будешь честен со мной, я вознагражу тебя.
– Как? Чем?
Волшебный меч, подумал я. Шлем-невидимка.
– Своим покровительством. Это много, очень много. Больше, чем ты в силах представить. Твой куцый детский умишко лопнет, а не сможет. Ты только не пытайся мне угрожать, а то разговор свернет в опасное русло.
– Да ну? – я дерзко подбоченился. – Это еще почему?
Сейчас, решил я, холодея от предчувствия. Нет дротика? Ничего, возьму камень. Заслужу наказание и пойду к дедушке Сизифу в Аид, другой камень таскать, большой. При куцем детском умишке и трезвой памяти. Под плащом моей дерзости прятался страх. Я ни за что не признал бы это вслух, но от самого себя правды не скрыть. Такой страх, что я согласен был умереть, напав на бога, лишь бы перестать бояться.
– Я слабейший из Олимпийской Дюжины, – он изучал меня, как гончар изучает кусок глины, прежде чем взять в работу. – Отец, дяди-тети, братья и сестры – все они сильнее меня. Кроме разве что тетки Гестии. Полагаю, она скоро покинет Олимп, уступит место кому-то сильнейшему. Но это дела семейные, тебя они не касаются. Для тебя я – бог, понимаешь?
Я кивнул.
– Нет, не понимаешь. Ты смертный, я бог. Такова наша природа. Что она значит? Если ты, смертный, мне угрожаешь, я, бессмертный, тебя убиваю. Убиваю так, как это свойственно моей природе. Аполлон разит стрелой, чаще – моровой. Зевс – молнией. Афина…
– Копьем! – догадался я.
– Бывает, что и копьем. Но чаще она превращает тебя в какую-нибудь гадость. В паука, например. Хочешь быть пауком? Сплетешь паутинку, скушаешь муху…
Я содрогнулся.