Если хочешь, останься (СИ)

Правильность тезиса, что понять тяжесть настоящего боя можно лишь приняв в нём участие, Огюст осознал очень быстро: уже через час ему стало казаться, что меч весит килограммов двадцать, на ногах висят кандалы, а в голове нет ничего кроме нарастающей усталости. Но юноше и в голову не приходила мысль, что он может покинуть своё место возле императора. Правитель Освэша тоже очень быстро понял, что его спину надёжно прикрывают, и врубился в схватку с ещё большей энергией и какой-то совершенно непонятной молодому человеку радостью.

Постепенно мир для Огюста сузился до нескольких квадратных метров, а руки стали существовать как будто отдельно от тела. Они, словно став продолжением меча, кололи, рубили, рассекали воздух, в общем, жили своей жизнью. Огюст знал, что его несколько раз задели, но в горячке боя практически не чувствовал боли, лишь как-то отстранённо заметил, что левая нога стала подламываться, а бок с левой стороны словно заморозили, потому что юноша просто перестал его ощущать.

Наверное, поэтому, когда чей-то меч пронзил ему грудь с правой стороны, он не упал, а лишь с каким-то удивлением почувствовал, что дыхания стало не хватать, и перед глазами закружились чёрные мошки, которых с каждой секундой становилось всё больше и больше, а потом они заслонили всё.

Огюст не знал, сколько времени он пролежал на земле, но, судя по тому, что он ещё был жив, не слишком долго. Юноша с трудом повернул голову и увидел, что врагов осталось уже не очень много, и хотел было обрадоваться, но тут заметил, как неподалёку от занятого боем императора словно из ниоткуда возник человек в длинном плаще. Он остановился на небольшом расстоянии от Аш-Рибэйла и, глядя в спину демону, начал неторопливо говорить что-то, попутно делая экономные, но мощные пассы. На кончиках пальцев незнакомца сформировалось угольно-чёрное облачко, медленно принимающее форму стрелы с багровым наконечником.

Огюст вдруг с кристальной ясностью понял, что это заклятье, причём смертельное, и что правитель Освэша даже не подозревает о грозящей ему опасности. Кричать в таком шуме было бесполезно, да и не хватило бы у него сил: в горле что-то неприятно клокотало.

И тогда юноша приподнялся на локте, потом встал на колено, упал и снова поднялся, скрипнув зубами от пронзившей всё тело невероятно сильной боли. С трудом, сглатывая текущие слёзы, он левой рукой вытащил один из заветных клинков, выкованных когда-то его предком, и понял, что права рука не действует. Она висела плетью, и никакие попытки шевельнуть ею не давали результата. А левой он метал ножи несколько хуже.

Тем временем чёрная стрела сформировалась, и император, словно почувствовав что-то, начал медленно оборачиваться. Огюст смотрел и с ужасом понимал, что демон просто не успеет уклониться. Тогда, собрав все оставшиеся силы и словно зачерпнув из какого-то непонятного резерва, он сумел встать на ноги, не обращая внимание на адскую боль.

Почти теряя сознание от боли и чувствуя, как рвутся от нереального напряжения мышцы, Огюст каким-то невероятным прыжком оторвался от земли и сбил императора с ног, одновременно метнув сверкнувший звёздным серебром кинжал в колдуна – а никем иным незнакомец быть не мог.

Раздался грохот, и словно порыв ветра смял окружающую действительность, но Огюст уже ничего этого не видел и не чувствовал, провалившись в чёрное ничто.

В этой непонятной тёмной мгле ему стало удивительно хорошо и спокойно. Исчезла жуткая боль, терзавшая мышцы, кости и, казалось бы, даже то, что болеть вообще ни при каком раскладе не могло. Огюст чувствовал себя так, словно его бережно обернули самым мягким невесомым пуховым одеялом с встроенным обезболивающим эффектом. Окружающее пространство едва заметно покачивалось, нагоняя сон, в который хотелось окунуться и остаться там навсегда. Эта перспектива была такой заманчивой, что Огюст улыбнулся и даже хотел что-то сказать.

– Да отойдите же вы все от него, – словно сквозь толстый слой ваты донёсся до молодого человека сердитый и смутно знакомый женский голос, – что вы столпились? Вы же дышать ему не даёте!

Огюст хотел что-то ответить, сказать, что нужно добить врага, но голос почему-то категорически отказывался его слушаться. Последнее, что он услышал, прежде чем снова провалиться в уютную темноту, был отдалённый лязг оружия и громкие крики.

Снова в себя юноша пришёл в полной тишине: не было слышно ни единого отголоска боя, но тишина не была угрожающей, скорее, она была умиротворённой. За окном светило солнышко и весело щебетали птицы, перелетая с ветки на ветку. Занавески на окнах едва заметно шевелились от ветра, который легкомысленно влетал в комнату и вылетал из неё.

Огюст улыбнулся сам себе и попытался подняться, но, стоило ему шевельнуть рукой, как тело пронзила такая острая боль, что он с трудом подавил крик. Отдышавшись, юноша уже гораздо аккуратнее попробовал провести ревизию собственного организма.