Если копнуть поглубже

Джейн улыбнулась. И сразу последовала еще одна фраза:

— Иначе оставлю тебя я.

— Вы что, слушаете эту муть? — спросила она, подходя к своему рабочему столу. — Ведь идет уже больше месяца. Не опротивело?

Мери Джейн Рэлстон, худая, хищного вида женщина, оторвалась от бусин, которые делала из папье-маше, и подняла голову. Бусины были ее главным талантом. И на сей раз предназначались для огромных четок — их будут держать в руках герцогиня Йоркская и королева Елизавета в «Ричарде III». Сами бусины изображали гигантские жемчужины и соседствовали с тяжелым распятием из имитации слоновой кости. Роберт просил, чтобы весь реквизит и эмблемы были нарочито большими и тяжелыми, дабы подчеркнуть отчаяние жертв тирана.

Дженис О’Коннор, неплохо относившаяся к Джейн, встала и выключила трансляцию.

— Хотите музыку? — спросила она.

Послышалось всеобщее бормотание: Давай, конечно, без проблем.

Дженис поставила диск со своей любимой певицей Энни Леннокс.

И все вернулись к работе.

Раскрыв альбом, Джейн сразу же наткнулась на лист с последним наброском. И почувствовала, что невольно пригнулась, — так делают примерные ученики на экзамене, не позволяя одноклассникам у себя списывать. Она подалась вперед, руки ограждали лист.

Лик. Лик. Образ. Святой Георгий.

Джейн закрыла глаза, стараясь не видеть телефониста.

Мери Джейн Рэлстон, двумя столами позади и чуть сбоку, с интересом наблюдала за ней.

Не хочет слышать голос Гриффина, думала она. И не в первый раз. На прошлой неделе сама выключила трансляцию посреди сцены обвинения. Бам!

Забавно.

Неужели милейшая, добрейшая, невиннейшая Джейн Кинкейд объявила войну собственному мужу? Наступательную или оборонительную? Вот в чем вопрос.

Мери Джейн открыла рабочую сумку, достала записную книжку в твердой обложке и раскрыла.

Поставила дату: «Среда. 8 июля», и нацарапала для памяти всего одну строку: «Между Джейн и Гриффом поднял голову раздор». Подумала и добавила: «Мужчина? Женщина? Становится интересно».

Перед тем как уложить записную книжку в сумку, она перелистала страницы: что там еще забавного? «Пятница, 3 июля. Оливер все еще сохнет. Но кто предмет?» И дальше: «3 июля. Аллисон — вот дрянь — весь стол завален шоколадками. Я насчитала восемь!» И еще: «Вторник, 30 июня. Майкл опять в запое. Сколько это будет продолжаться? В прошлый раз длилось целый месяц».

Оливер, который и раньше видел, как Мери делала записи, наблюдал за ней. Когда она спрятала книжицу в сумку, он мысленно поклялся выяснить, что в ней такого. Он знал — это был не первый дневник Мери. Возможно, она успела исписать десятки — или всего несколько. Но сколько бы их ни было, Оливер хотел понять, на кой они ей ляд и что она замышляет.

Джейн между тем самозабвенно рисовала, и вскоре на бумаге появились мужские ноги в драных штанах.

На талии — нечто вроде рабочего пояса, отягощенного инструментами и другими штуковинами — карандашом, ручкой, сотовым телефоном. На коленях дырки — и на внутренней стороне одного бедра тоже. Края брюк намечены линиями — нечто вроде лохмотьев. Ширинка на пуговицах, причем одна из них расстегнута.

Джейн выпрямилась.

Она наложила тени боковой стороной грифеля, придавая форму ногам, словно творя наглядный завет физического совершенства.

Господи, только бы никто не подошел и не заглянул мне через плечо.

Джейн смотрела на плод своих трудов, без слов одобряя и принимая его.

Провела ногтем большого пальца по губам. Подняла другую руку ко лбу и заслонила глаза. Но не от света — глаза резало освещаемое им изображение и тревожило, что это изображение, казалось, жило своей жизнью, которую в него вдохнула иная рука. Иная рука и, следовательно, иная…

Что?

Иная воля?..