Если любишь – отпусти

Делали это так: потенциальная мама закрепляла на животе сначала крошечную подушечку, потом побольше, и так до семи-восьмимесячного размера подушки, то бишь беременности. Потом у мамы якобы определяли опасность ранних родов и госпитализировали. За два месяца, а то и меньше, в роддоме непременно появлялся ничейный малыш. Во-первых, рядом вокзал, и многие беременные женщины специально уезжали подальше от дома накануне родов, сами являлись в роддом – мол, вот она я, уже воды отходят. Или рожали прямо в вагоне, потом их везли в роддом, а уж из его стен они бесследно исчезали. Об Иване Терентьевиче, да и обо всем персонале шла добрая слава – значит, сироту они обязательно пристроят. Вот и пристраивали, но предварительно осматривали, потому что среди мамаш были не только алкоголички, но и психически нездоровые. Это не был доход – Иван Терентьевич этим жил и денег за это не брал, хоть ему и давали. Хотите помочь – пожалуйста, купите что угодно, от операционного стола и кувеза[1] до кастрюль и пеленок, ремонт помогите сделать – вон, крыша протекает, унитазы пора менять, двери плохо закрываются, окна рассохлись. Но большинство бездетных пар от благодарности просто падали в ноги врачу в буквальном смысле этого слова, потому что ничем больше отблагодарить не могли. Ну, еще мешком картошки, яблоками, овощами, курочкой, свининой.

Вот из таких была Райка, добрая душа, появившаяся на свет на хуторе в двадцать пять дворов, где за огородами текла речка, гуси плескались в ставке, а в центре был Хрещатик. Не улица, а перекресток, на котором влюбленные назначали свидание. Здесь повстречала Рая будущего любимого мужа – он к другу по детскому дому приехал погостить и прикипел к Рае, одарив преданностью и любовью, не растраченной за всю его тридцатичетырехлетнюю жизнь. Раечка полюбила сироту всем сердцем, а ее мамо, тато, дидусь и бабуся души в нем не чаяли и слова не сказали, когда влюбленные решили расписаться на пятый день знакомства. А чего тянуть? Райке тридцать, хватит в девках сидеть. Вот она замуж и вышла, но забеременеть не смогла. Жили вместе год, пять лет – любовь не угасала, нежность и внимание друг к другу росли, деток хотелось… Как-то приехала Райка в Харьков на базар и на обратном пути, ожидая автобуса, услышала, как две бабы разговаривают о хорошем докторе, Иване Терентьевиче, работающем в роддоме напротив пожарки, – мол, бесплодие лечит.

Вернувшись, поплакала Райка в очередной раз на плече мужа, и решили они вдвоем ехать к доктору. До города агроном подбросила, она как раз на совещание ехала. Иван Терентьевич принял Райку, назначил обследование для обоих. Обследовались, получили результаты – здоровы оба. Что ж такое? Прописал лекарства, начертил график благоприятных для соития дней. Полгода прошло, год – результат нулевой. Снова анализы, и снова оба здоровы.

– То Бог на нас прогневался, – хлюпает Райка носом.

Муж держится, только моргает часто и смахивает рукой предательские одинокие слезинки.

– Доктор, уважаемый, – Райка давится слезами, – а может, еще какие таблетки пропишете?

– Таких таблеток не бывает… – говорит Иван Терентьевич. – Можно усыновить новорожденного.

– Усыновить? – Рая замолкает и во все глаза смотрит на мужа.

– Вы сначала обсудите это предложение, – говорит Иван Терентьевич, видя обычную для такой ситуации растерянность.

– Раечка, ну?..

И они все решают быстро, только им понятными взглядами. Они устали, они хотят определенности.

– Не будем мы ничего обсуждать, – произносит супруг через минуту, – мы готовы…

– Мальчика усыновить, – продолжает Райка, и глаза супругов вспыхивают радостью.

Иван Терентьевич пояснил, как все должно быть, и они согласились.

– Мы переедем на это время в Харьков, да, Раечка? – Муж улыбается. – Чтоб на хуторе никто не знал.

– Ага. – Она берет его за руку, и ее лицо заливает краска.

– Я читал объявление, что на тракторный рабочие нужны и семейное общежитие дают. И водители трамваев нужны. Ты не против?

– Нет…

– Рая у нас такая умная, быстро научится, – говорит муж Ивану Терентьевичу.

Все сложилось, и через четыре месяца, когда Рая вышла на свою первую самостоятельную смену, пошел отсчет «беременности»…

Муж приезжал к Райке каждый день, вечером или утром, в зависимости от смены. Привозил книжки, журналы и еду сумками, сидел долго, пока Аня не начинала сердиться – мол, дай человеку отдохнуть, ты ей уже надоел, да и не проведывают так долго и часто. Муж Раечки виновато втягивал голову в плечи – выросший в детском доме, он не мог перечить человеку в белом халате, целовал супругу, бочком топал к двери, пожирая глазами любимую, с минуту топтался на пороге и уходил.

– Такое впечатление, что Райка и вправду беременная! – сердилась Аня, хлопая руками по крутым бедрам.

Настроение ее было понятно, потому что жила Аня одна и ни семейного, ни материнского счастья не знала. К мужьям подруг и коллег она относилась сдержанно, а вот к мужу Эллы Михайловны с подозрением – по ее представлениям, муж не должен быть таким красивым, потому что красивые мужья всегда ходят «налево».