— Не то чтобы в один день мы объявили, что перестанем разговаривать. Конечно, мы спорили, но все спорят со своими родителями. Но прежде чем я уехала, все взорвалось. Мне казалось, они пытались обидеть меня. И вот так... мне больно. Я зла. Они не верят в меня. И я знаю, что это никак не связано с талантом, а связано с моим лицом. Они просто как все остальные люди здесь. Из всех людей я думала, именно они не будут обращать на это внимание. И я знаю, они не хотели обидеть меня... но я нуждалась в их поддержке. Я нуждалась услышать от них, что это нормально — следовать за своей мечтой, но они сказали мне, что у меня ничего не получится.
— Они сказали, что я ошибаюсь в самой себе. Заставили меня полюбить танцевать и хотели, чтобы я забыла это. Итак, я оставила все позади. И сейчас это не просто мечта, это способ доказать родителям, что они ошибаются. Они отрезали меня от своей жизни, и я чувствую себя преданной, так же как и они, и я не хочу возвращаться, пока у меня не будет возможности показать себя. Они хотят извинений, хотят, чтобы я прибежала к ним и сказала, что нуждаюсь в них, чтобы вернулась и стала адвокатом или доктором, или кем-то подобным.
— Думаешь, вы помиритесь?
— Полагаю, они пытаются. Но с этим всегда следуют условие: «вернись домой, и мы оплатим твое обучение». Они ни разу не позвонили, чтобы сказать, как сожалеют, и что уважают мои решения. Я не принимаю это. Здесь так сложно. Очень сложно. Приходится глотать свою гордость, это высасывает душу и истощает физически. У меня нет места ни для чего, кроме надежды. Я не прошу их денег. Просто хочу их поддержки.
Умиротворенная тишина опустилась между нами. Было здорово простоя сидеть в объятиях Эша, его теплое дыхание контрастировало с холодным ночным воздухом. В этот момент в городе полном людей мы двое были только одни. Я поняла, почему он любил ночные пикники на крыше.
— Ты все сможешь, Бёрд.
— Я знаю.
— Нет, ты будешь успешной за пределами своих смелых мечтаний, — сказал он, что прозвучало как факт.
Я посмотрела на него и грустно улыбнулась.
— Должна упомянуть, что моя сестра всегда поддерживает меня в этом. Она беспокоится, что я здесь одна, так же как твой брат о тебе. Что насчет тебя? Твоя семья поддерживала твои таланты?
— Да. Больше, чем я мог желать этого. И я был другим. Мой дед был военным, как и его отец. Типично для моей семьи. И вот у него появляется сын, который видит радугу в звуках, и кто любит искусство и музыку. Мягко говоря, это было, вероятно, интересно для них, но мои родители поощряли меня.
— Это здорово. Так продолжается до сих пор?
— Это не имеет значения.
— Почему?
— Я изменился. Также я не вижусь со своими родителями.
— Почему нет?
— Моя семья больше не такая как прежде. Мы развалились.
— Развод?
— Нет, моя сестра умерла.
— О боже мой.
— И мы больше не такие как раньше. Ничто не такое как раньше.
— Сколько ей было лет?
— Пятнадцать. Я учился в колледже, изучал искусство, а Миллер уже закончил юридический колледж. Она была самой младшей.
— Как ее звали?
Он выдержал паузу. Я ощущала, как его дыхание перехватило в горле.
— Сара.
Он сказал ее имя, как будто его было физически больно произносить. Я могла сказать, что он больше не будет говорить о ней. Тишина воцарилась после того как он это сказал — пустота, что отражала ее отсутствие.
Я подумала спросить его, как умерла его сестра, но он не предлагал много информации. Эш был умен, то было осознанное упущение информации. Он еще не мог рассказать. Потребуется больше ночей на крыше или в моей квартире для этих печальных деталей.
— Твой брат, предполагаю, старше тебя?
— Да, на семь лет. Он женат и юрист. Работал в офисе окружного прокурора, но сейчас в индустрии развлечений, потому что больше платят.
Я рассмеялась.
— Что смешного?
— Ох, моя сестра адвокат. Она не практикует. Вышла замуж и сразу обзавелась детьми.
— Предполагаю, что ты твои родители рады этому.
— Очень.
— Она танцует?
— Она ужасная танцовщица. Я хочу сказать, это издевательство. Я убеждена, что это можно использовать как одну из форм психологической пытки... может, как тактику допроса.
Эш запрокинул голову от смеха. Я осознала, что первые несколько недель наших отношений он не смеялся, я имею в виду настоящий смех.
— Предполагаю, это не семейный талант.
— Я не знаю, насколько дело в генетике. Меня удочерили.
— Ну, твои родители счастливчики, что у них есть ты.
— Иногда я задаюсь вопросом, думают ли они, что совершили ошибку.
— Не делай этого. Они заботятся о тебе так, как умеют. Даже если этот способ дерьмовый. Мы все бываем такими.
Я вздохнула.
— Забавно, — сказал Эш. — Я представлял, что когда мне будет больше двадцати, у меня будут ответы на все вопросы. Как будто это был пик взросления. И вот я, и я все еще ребенок. Я задаюсь вопросом, уйдет ли когда-нибудь это чувство.
— Я не знаю. У меня есть работа и квартира, и мне все еще кажется, что я во что-то играю. В довольно хреновую игру, должна я добавить.
Внезапно, я почувствовала, как Эш потянул меня на себя, когда лег. Я игриво завизжала и перевернулась, так что я оказалась сверху.